-Но он нормальный. Он узнаёт меня, бабушку и отца. Он повторяет слова, прекрасно слышит и видит, запоминает игрушки, и даже очень смышлёный для своих лет. Сам ходит, даже умеет раздеваться, расстегивать пуговицы, снимать варежки, играет в кубики.
-Дефекты могут проявиться позже, например, в возрасте пяти или семи лет, так бывает. Хотя, конечно, есть шанс, что он станет почти нормальным. Просто в данном случае, почти нормальный трудоспособный с ограничениями человек, это уже здорово. Но просто поймите, его мозг другой, у него многие области имеют нездоровый размер и форму, какие-то непонятные уплотнения и нервные узлы, подобное просто не может не отразиться на его развитии в будущем. Увы, современная медицина умеет находить все эти отклонения и диагностировать на раннем этапе. И это не моя прихоть. Всё действительно так, тут ничего не поделаешь.
-Он нормальный.
-Мы будем наблюдать за ним, и очень внимательно, и если он будет расти нормально, это будет просто здорово, замечательно. И потом, подумайте, то, что я диагностировала, просто, всего, что здесь написано, этого более чем достаточно, чтобы не ходить в армию. То есть, сейчас, он вырастит нормальным, но в армию его не возьмут, например...
-Да... Чёрт с этой армией. То, что вы говорите... Я не хочу, чтобы мой ребёнок стал инвалидом на всю жизнь, я не хочу растить инвалида. Я хочу... Мне в НИИ сказали, что он вообще не родится, что эмбрион настоящий монстр, а потом прошло время, и я родила и он нормальный, а потом Чехов сказал, что он вырастит идиотом, но он не идиот, он очень способный ребёнок, хорошо видит и слышит. Вы врачи, просто сами не умеете.
-Жанна, не бойтесь, я вам не враг. Просто, приходите каждый месяц, я буду за ним наблюдать, если все рефлексы и остальное будет в порядке, замечательно. Если у вас самой возникнут какие-то подозрения в его ненормальности, любые отклонения, сообщите мне обязательно. Мы постараемся ему помочь. Я имею ввиду, если он будет вести себя слишком пассивно, тихо, если не будет играть, или будет слишком много или мало спать. Также, опасно, если вы не сможете его разбудить ночью, или если он будет игнорировать холод, жару и боль. А теперь, можете идти...
Жанна вышла из кабинета невропатолога и направилась к педиатру, там всегда была очередь, и пришлось сидеть ждать. И она здесь была не одна, здесь было много других мамаш с детьми, в том числе очень маленькими. И она видела, как капризничают другие дети, даже те, кому три или пять лет. Как они бегают и не могут сидеть на месте, и как спокойно сидит на месте и не о чём не беспокоится её Саша. Да, он никогда не плакал, никогда не капризничал, ничего не требовал, и если ему говорили нельзя, никогда не настаивал. Да он вёл себя ненормально, ненормально правильно и порядочно, дети не умеют вести себя так послушно. Дети в возрасте года не понимают, что нужно сидеть и ждать, или нужно помолчать, или не мешать. Саша всё понимал, подсознательно. Он знал, что маме что-то нужно здесь в больнице, и не стоит зря мотать ей нервы, поэтому сидел и молча терпел, хотя ребёнок в возрасте года никак не может этого понимать, и уж точно не будет терпеть, если ему скучно и не дают поиграть.
Наконец, наступила их очередь, и Жанна с Сашей попали на приём к своему детскому врачу, они вошли внутрь и Жанна села напротив Аллы Марковны. Та открыла карточку и стала читать записи невропатолога, после чего тяжко вздохнула.
-Ладно, не будем обсуждать проблемы вашего мозга. Я думаю, вам итак тошно. Но я смотрела результат анализа крови, и он совсем не радует.
-А что там?