— Добрый вечер, Киликия, — хмуро кивнул, войдя, дурень Макк.
— Буккон, — строго сказал домоправитель. — Долго ходишь! Выкладывай десять хозяйских сестерциев.
— Вот они. Не забудь записать.
Буккон высыпал монеты на конторку. И когда он протягивал к ней правую руку, золотое кольцо на его среднем пальце мигнуло Леону красным глазом.
— А мой законный? — сразу охрип Леон.
— Вот он, — добавил еще сестерций пройдоха Доссен.
Рубин горячим угольком прожег Леону сердце. Так случалось с ним всякий раз, когда он видел это кольцо.
— Нет, мало, — сухо сказал домоправитель. — На сей раз я сдеру с тебя десять.
— За что?
— За молчание. О твоих проделках.
Дурень Макк поднес к нему три пальца, выразительно сложив их в некий символ.
— Ах так?! — взревел пират. — Ну, погоди. Я доложу господину… — Он схватил Мормога за руку, потащил к бассейну во дворе. — Сиди здесь — и ни с места! Я тебе покажу…
Убежал, распаленный.
Мормог устало присел на каменный край бассейна с дождевой водой, уныло взглянул на черно-багровое небо.
Да-а, сегодня, пожалуй, в яме ему ночевать. Леон что-то знает. Не зря, видать, в харчевне у моста, где фокусник беседовал с Корнелием, хозяин назойливо крутился возле них.
Что ж, перетерпит.
Уж где только ему не доводилось ночь коротать. В снегу на горных перевалах. На речных островках, в колючих зарослях, кишащих змеями. В пустыне, зарывшись в сыпучий песок. В тюремных ямах — тоже приходилось. Не первый раз.
— Выручай, мать, — с бледной усмешкой потер он кольцо.
Из-за этой усмешки трудно понять, верит он сам в чертовщину с таинственной силой кольца или нет, просто дурачится.
…Рахиль, с повязкой на голове, наклонилась возле него над краем бассейна, опустила в холодную воду кувшин.
— Что с тобой? — взглянул дурень Макк на повязку.
— Леон… — Она шепнула с мольбой: — Приду ночью?
Он кивнул, Рахиль заплакала и ушла, перегнувшись под тяжестью кувшина, который водрузила на плечо. Мормог понурил голову.
— Мэ-э, ты-ы… — Мордухай, благодушно ухмыляясь, хлопнул его по спине. — Хэ-хэ…
Добряк! Прикажи Мордухаю перерезать человеку горло, он сделает это с той же неизменной ухмылкой. И глаза его будут при этом сиять так же радостно.
…В просторной, но странно низкой комнате, похожей на подвал, уже ярко горит светильник на медной треноге, но все равно в ней темно, так что дальних стен не видно. Грозный Красс, как мифический пес у входа в ад, безмолвно сидит за столом, положив на него тяжелую руку.
Дурень Макк спрятал ладони за спину, прислонился к стене возле двери.
— Пусть раб не прячет руки за спиной, — угрюмо молвил Красс. — Пусть он держит их на виду.
Опустил руки Мормог, показал:
— В них нет ничего, не бойся! Ни бича, ни меча. Ни скифского лука.
— Эксатр! — Может быть, имя раба на его языке звучало иначе. Но так оно запомнилось Крассу. И так записано в купчей. Ибо так оно легче произносилось. Подумаешь, великое дело — как доподлинно зовут раба… — Что ты там болтаешь обо мне в харчевнях? Рабу приличествуют страх и смирение.
— И еще — угодливость, конечно, — кивнул Эксатр на домоправителя. — И вид согбенный. Если он и в душе уже раб. Быть изнанкой хозяина! Тьфу, доносчик проклятый.
Лицо у Леона передернулось, теперь левая часть оказалась короче правой.
— Избаловал тебя Лукулл, — осуждающе покачал головой Красс. — Потому что и сам он был пройдохой Доссеном, болтуном Букконом и дурнем Макком.
— Нам с ним вдвоем было весело, — усмехнулся дурень Макк. — Я сяду? Устал. Весь день на ногах. — И опустился без разрешения на пол, обхватил колени, прикрыв левой ладонью правую, чтобы не видно было кольца.
— Мы ездили как-то с тобой на рудник. Помнишь?
Красс, как всегда, спокоен и сдержан. И голоса не повышает, слова произносит не торопясь, отчетливо выговаривая каждое.
— Как не помнить, — вздохнул Эксатр.
— Расскажи, — указал глазами Красс на притихших Леона с Мордухаем. — Им тоже полезно знать.
— Ты умный пират, Леон, — тихо сказал Эксатр. — Продолжай угождать господину! Не дай тебе бог твой Гермес попасть на рудник. Рабы там живут в сколоченных наспех бараках. Грязь, холод и вонь. Спят вповалку, вплотную друг к другу, на двухъярусных нарах или же прямо на мокром полу. Их заедают вши и клопы. У всех — рубцы от кнута, гнойные раны. На лбу у многих выжжено клеймо. Полагается спать всего пять часов. Раз в день дают мучную жидкую похлебку. Работать же их заставляют восемнадцать часов.
Знаешь клепсидру? Сосуд с узкой трубкой, через которую каплет вода. Проклятый инструмент! Греческое изобретение. Очень точно измеряет время…