— Послушайте, Лорд Блэк, — Ксенофилиус практически умолял меня. — Я сам готов отдать все. Слышите, все, что у меня есть — чтобы вернуть Пандору. Моя поддержка, связи — все это ваше. Да Мерлин, я готов сам лечь на жертвенный алтарь, если это поможет ее вернуть. Вы должны понять, каково это, прошу…
— Ксенофилиус, — пытался я остаться твердым, наблюдая за буквально физической мукой лорда Лавгуда, но понимая, что может сделать лич с его женой, даже находясь под клятвами. — Я прошу вас, давайте забудем этот разговор. Сейчас, пока рана свежа, вы просите то, о чем в дальнейшем сами будете жалеть. Я не могу вас винить, я сам бы поступил на вашем месте также, хватаясь за любую возможность вернуть любимую. Но это вам не поможет. Давайте поговорим с вами несколько позже, и попробуем поискать другие варианты, хорошо?
Я начал подниматься из-за стола, стремясь закончить разговор.
— А я вот виню…
— Что? — обернулся я к Лавгуду, услышав его тихий голос.
— Вы сказали, что не можете меня винить, — продолжил маг. — Но я виню.
Себя — за то, что меня не было рядом. Пандору — за то, что она внесла Луну в пропуск. Луну — за то, что она оказалась там. Судьбу — которая позволила этому случиться. Эту тварь — Лестрейндж, которая запытала до безумства Фрэнка и Алису. Волдеморта — который начал все это. И конечно же я виню вас — что вы не нашли нужных слов, чтобы уговорить нас послушать. Не должен винить, но виню.
— Я предпочел бы завершить на этом наш разговор, Ксенофилиус, — еще больше помрачнел я, услышав такие нелепые обвинения. — Я вас понимаю, всем сердцем. Но помочь не могу. Встретимся с вами после суда, и попробуем вместе поискать другой, более безопасный путь. Даю вам слово, что…
— Это того суда, на котором вы оспорите решение о передаче опеки над малышом Гарри? — перебил меня Лавгуд, уперев взгляд во все так же полную чашку кофе. — А что, если результат, который вы ожидаете будет далеко не в вашу пользу?
— Мне не нужен ваш голос, чтобы забрать Гарри, Ксенофилиус, — мягко проговорил я, укрепляя трещащие по швам оклюментные щиты.
— Да, я знаю, — какой-то отчаянной улыбкой ухмыльнулся Лавгуд, наконец встретив мой взгляд. И он мне не понравился. Совсем не понравился. Такой взгляд обычно бывает у тех людей, которые могу совершить очень большую глупость. Ксенофилиус прямо смотрел мне в глаза, и в них, за стеклом очков, за глубиной печали яркими искрами проскальзывало безумие. — Но ведь вам нужен голос Августы, не так ли? Что скажет она, если ей станет известно, что лекарство для ее сына уже находится у вас в руках, но вы не торопитесь его применить?
— Это абсурд, — на мгновение представил я реакцию леди Лонгботтон, и предсказать я ее не мог. — Она не захочет даже слышать о том, чтобы использовать некромантию, и получить всего лишь призрачный шанс на спасение сына.
— О, в этом я вас уж смею заверить, — откинулся отчаявшийся маг на спинку кресла. — Также как и в том, что я заплачу вдвое, нет вчетверо большие деньги подкупленным вами Брунгильде Стокке и Эрнесту Хоукворту, чтобы те проголосовали против этого решения. И тогда, вам просто не достанет необходимых голосов.
— Горе слишком сильно по тебе ударило, Ксенофилиус, — проговорил я, с трудом сдерживая негативные эмоции, которые начали уже жадно откликались изнутри. — Тебе не нужен такой враг, как я. Но если ты сделаешь то, что задумал, у меня не останется выбора. Сейчас я уйду, и мы поговорим тогда, когда ты придешь в себя.
Я начал вставать, собираясь завершить неприятный разговор, но у отчаявшегося мужчины были другие планы.
— Мне уже нечего терять, Блэк, — криво усмехнулся Лавгуд. — И видит Мерлин, я этого не хочу. Но клянусь магией, если ты откажешься и уйдешь… У тебя не будет большего врага, чем я. Я положу все свои силы, влияние, ресурсы, деньги — только чтобы навредить тебе. Продамся кому угодно, пойду на подлость, ложь, да даже на убийство — но отомщу тебе за свою жену. Потому, что ты можешь ей помочь. Я это знаю. Как знаю и то, что имею права тебя просить о таком. Но прошу. Хочешь? Я отдам тебе все свои деньги, продам поместье, стану твоим вассалом, слугой, рабом, жертвой в любом из ритуалов… Но помоги ей, прошу… Люмос, нокс.
Услышав слова клятвы, я будто воочию услышал, как ломаются оклюментные щиты, и тьма настойчиво бьется изнутри, требуя покарать глупца, который посмел поклясться в том, что будет мои врагом.
И в то же время… И в то же время я понимал его. Не мог принять эту вину, ведь я действительно старался. Старался сохранить жизнь его жене. Но не смог.
В глазах Ксенофилиуса я вдруг увидел Лили, которая была готова отдать все, что у нее есть, вплоть до собственной жизни, чтобы защитить Гарри. В них смешалась печаль, отчаянье, безумие, страх — и робкая надежда, пробивающаяся из-за этой завесы. К сожалению, он просто не понимает, о чем просит. Для него Кассиопея — это всего лишь сильный некромант, шанс к спасению супруги. Возможно, стоило сказать ему, что он лич… Но уже поздно. Он принес клятву, и этим просто не оставил мне выбора.