Мои мысли, мои скакуны, как-то криво уноситесь вдаль и хоть много вас у меня в голове толку от этого нет нефига… Немного нескладно, ну и ладно. Главное ведь не рифма, а процесс, хотя бы и мыслительный. А тут вот предо мной загадка… можно сказать великая дилемма, что бы это не значило.
— М-дя, — я задумчиво почесал указательным пальцем переносицу и, «мдякнув» еще пару раз, вновь уставился на предмет на долгие десять минут погрузившие меня в пучину размышлений.
— Ярослав, ты тут⁉ — раздался из класса зычный бас нашего завхоза.
— Ну а где мне еще быть⁉ — ответствовал я, почесывая тыковку.
— Копченные драконы, и что это вы тут сегодня делали⁉ — поинтересовался Дорофеич, с хрустом бредя по щиколотку сквозь горы опилок вперемешку со стружкой.
— Совки, — буркнул я, не отрывая задумчивого взгляда от стоящей на столе резной коробки. — Всего лишь совки для мусора
— Уверен? — гном наконец прорвался сквозь завалы и ввалился в коморку, потоптавшись на пороги, дабы сбить с сапог кудрявые останки некогда благородной древесины.
— Угу, — кивнул я, продолжая буравить взглядом шкатулку. — Вон в углу стоят, можешь полюбоваться.
Гном скосил глаза на некое подобие сделанных из дерева совковых лопат, настолько кривых, что в их дизайне неприкрыто читался стиль Пикассо, а в количестве и сложности некоторых деталей скользил пьяный бред Да Винчи.
— И это все? — спросил гном, вертя в руках один из совков и явно пытаясь понять зачем ему две поперечины и пара колец на концах оных.
— Есть еще это, — я не глядя взял со стола «грабельки» и почесал ими вновь за зудевшую шею. — Полезная штука.
— Слушь, Ярослав, мне как раз совок нужен — обычный такой, а не творения твоих юных гениев, которые без своих волшебных палочек даже в сортир сходит не могут.
— А ты бы эти сортиры размером поменьше строил, а то в некоторых пока до нужного места доберешься, уже забудешь зачем пришел. Вот скажи, зачем вы эту туалетную башню построили? Это ж лабиринт настоящий, минотавра только не хватает. Там ведь нет минотавра?
Я скосил глаза на гнома, который отрицательно затряс головой, правда помедлив перед этим… совсем немого… буквально секундочку.
— Дорофеич…
— Да нет там никаких минотавров, вранье все это. Там вполне культурное место для досуга и общения. В преферанс можно сыграть в покер…
— Ага, в двадцать одно…
— Не знаю такой игры, — косо посмотрев на меня, ответил гном. — А вот покушать там и с хорошими людьми пообщаться — можно.
— Сидя на горшках? — я развел руками. — Знаешь, я даже не знаю, как себе такое представить. Римские патриции… детский сад — ясельная группа, или нет: фольк-группа «Веселый перепук».
— Да все нормально, — отмахнулся тот, — там такие ширмочки, по пояс и розы кругом в горшках… цветами пахнет… Ты мне лучше скажи, что это за коробка такая.
— Это? — я скосил глаза на шкатулку и, вздохнув, пояснил: — Это, батенька, шкатулка Шредингера.
— Кого?
— Шредингера.
Гном задумался.
— Не помню такого ученика.
— Да это не ученик, хотя сделал её ученик… знать бы еще кто его надоумил. В общем, там в коробке совок, но в данный момент я не знаю цел он или нет, ибо на нем вроде бы чары разрушения. Но, — я нравоучительно воздел палец. — Так как чары наложены учеником младшего класса, то они довольно неустойчивы, а значит есть шанс, что они не сработают, а также шанс, что их развеет мое антимагическое поле и при этом совочек так же уцелеет. Но ведь может и не уцелеть — пятьдесят на пятьдесят. Понимаешь, дружище, совочек в данный момент находится в состоянии суперпозиции и я, открыв коробку, решу его судьбу.
— Так…
Дорофеич подошел ко мне, потрогал лоб, заглянул в тумбочку, где у меня стоял коньяк, убедился, что количество оного в бутылке не изменилось (а чего ему меняться, если я почти не пью, а лишь Семенычу листья протираю, зело любит он это дело), продегустировал… еще раз продегустировал, после чего вернулся ко мне и плюхнулся рядом.