— То есть нам известно то что мы не знаем, а посему мы думаем, что не знаем, но все же знаем, но не осознаем.
— В точку, профессор, — кивнул я, двумя пальцами возвращая отвисшую челюсть Криса на место. — Посему мы должны узнать, что не знаем и тогда поймем, что нам надо делать, чтобы точно установить координаты искомого места.
— Что ж, это вариант, — согласился Гоймерыч. — Предлагаю расспросить всех, кого можно, но осторожно, ибо можно предположить, что у нашего таинственного похитителя в академии есть свои глаза и уши.
— И хвост, — добавил я.
— Какой хвост? — не понял завуч.
— Большой, пушистый и обязательно песцовый.
Вечор пришел пора подрыхнуть, вот только сна не было ни в одном глазу и вообще любой другой части организму. Вот и приходилось сидеть на кровати, наблюдая за прыгающей туда-сюда по перилам балкона небольшой желто-синей птичкой каго. Прыг… прыг… в одну сторону… разворот, прыг… прыг обратно и все по новой.
— Может хоть споешь что, или прочирикаешь? — пробормотал я после очередного «обратно» ощущая в глазах уже некоторый разбег в разные стороны и небольшую косизну.
— Каго? — поинтересовалась птичка, притормаживая и склоняя голову набок.
— Не каго, а чего, — буркнул я. — Грустно, душа песни просит. Может чирикнешь что-нибудь.
— Каго? Каго? — не то переспросила, не то возмутилась птичка и тут же, вспорхнув, унеслась в подступающую ночь.
Ну и ладно. Я прикрыл балкон и растянулся на кровати, смотря в потолок, а мой взгляд практически сразу же уперся в металлическую клёпанную по периметру заплатку, украшенную чеканкой в виде спящего на груде золота дракона, рядом с которым, заложив руки за голову, пристроилась едва заметная человеческая фигурка. Улыбка сама растянула мои губы. Эта дыра появилась после того как Батон с Гоймерычем решили устроить у меня на крыше филиал кружка «Юный алхимик» и провести пару опытов, в результате чего часть потолка просто растворилась. Подручные Дорофеича сработали оперативно, поставив заплатку и зачем-то подперев её здоровенной мраморной колонной. После небольшого моего замечания в стиле: «какого фига и зачем» колонна изменила свой внешний вид превратившись почему-то в худосочного мужика, подпиравшего одной рукой потолок, а другой прикрывавшей свое срамное место. Причем физиономия у этого типа была настолько подозрительна, что её сразу можно было лепить на стенд «Их разыскивает наша доблестная милиция», а щербатую улыбку неведомый скульптор явно позаимствовал у одного прижимистого завхоза. Впрочем, в это время я уже был в поездке, развозя детишек по домам на время каникул и дальнейшее знал исключительно со слов Криса. Эльфира, вернувшись домой и застав сью скульптуру в нашей спальне, взбеленилась, обернулась в свой драконий вид и в буквальном смысле слова «за шкирку» доставила Дорофеича с его командой к нам домой, после чего намекнула что с ними будет, неспешно отламывая скульптуре различные органы. Причем начала отнюдь не с головы. Намек был понят быстро, а работа выполнена еще быстрее. Уж что-что, а убеждать Эл всегда умела. Я вздохнул и резко сел услышав, как скрипнула открывающаяся дверь балкона.
— Господин, вы не спите?
Юная драконица шагнула в открывшуюся балконную дверь, поблескивая серебром покрывавшего её тело чешуи, что целомудренно прикрывала все нужные места, оставляя открытым, так сказать, общие планы, кои невольно заставили напрячься мою несколько больную фантазию.
— Лиция, ты это что? — обеспокоенно спросил я, быстро натягивая одеяло, ибо ромашки на моих трусах неожиданно решили стать устремленными в небо кипарисами.
— Я пришла спеть вам песнь… песнь любви.
— В смысле? — я еще плотнее запахнулся в одеяло, нутром чуя, что ромашковое поле может дать неожиданный росток.
— Это такая традиция, — драконша остановилась напротив меня и, опустившись на пол у кровати, уселась там, поджав ноги. — Прежде чем зачать потомство, мы поем песню главе нашего клана и, если она ему по нарву, он дает согласие.
— А я тут причем?
— Ты дал нам кров, ты даешь нам пищу и заботу, я признаю тебя главой, — она склонила голову. — Слушай песнь.
Тихий рык, потом утробный звук, идущий откуда-то изнутри, который усиливался с каждой секундой и вдруг сменился прекрасным юным голосом, что пел совершенно на незнакомом мне языке. Песня завораживала, она то уносила в небесную высь, то ныряла в темные глубины земных пещер, текла серебристыми струями воды, сияла лучами неизвестных светил, она звал и манила, а потом резко оборвалась.
— Как вам? — тихим голосом спросила Люция.