Музыка меж тем икнула, и мелодия резко поменялась, заставив редкие головные заросли Семеныча нервно задергаться, лихо сдвигая поношенную кепку набекрень.
Я твой, ты моя
Ты меня, а я тебя
Тра-тра-траха-тра
Надрывался из колонок какой-то новый супермоднячий интернетовский певец (или как называл их про себя Семеныч, фуфларик). При звуках сего хита, караси в садке сделали попытку удушить друг дружку, сазаны жестами плавников попытались дать понять Семенычу, что им треба дать еще вон-той наживки, чтобы значит наверняка и не мучиться, а местные щуки в бессильной злобу грызли осоку, обещая поскорее мутировать в кистеперых, выползти на сушу и откусить тусующимся все лишнее, что мешает им качественно предаваться их аборигенским дёргопляскам. Семеныч терпел долго и напряжно — минут пятнадцать, затем решительно натянул кепку поглубже, собрал остатки своей суперсмеси в тугой коричневый комок и, приноровившись, запустил его в сторону корчащейся в судорожном плясе компании. Непонятно какие боги, или еще кто, был на его стороне, но данный метательный снаряд, пройдя по дуге, чпокнулся прямо о устремленное к небесам щербатое лицо одного из танцоров, заставив того на мгновение замереть, а Семеныча спешно юркнуть обратно в высокие заросли травы, что скрывало его место от лишних глаз. Звук, раздавшийся со стороны стоянки отдыхающих, был похож на возмущенный крик души гурмана, которому вместо крутона подали пережаренную гренку, и Семеныч понял, что нужно срочно предпринимать стратегическое отступление в сторону деревни. Побив все рекорды по сматыванию удочек, он подхватил садок с уловом и, пригибаясь, устремился вдоль берега. Заметили. Вопль позади был похож на боевой клич орды, ринувшейся на приступ Азерота, а за бедным несущимся во весь опор рыбаком устремилась толпа изрядно угретых горячительными напитками личностей. Первым бежал тот самый бедолага, которому довелось отведать семенычевской смеси, на ходу грозя убегающему всеми небесными карами на чисто «литературном» языке и потрясая кулаком с зажатой в нем сушеной воблой. Следом трусила девица с длинными зелеными волосами, прямо за ней пара парней в растянутых трениках, которые порой останавливались, быстро разливали что-то из бутылки в граненые стаканы, чокались и, дружно занюхав выпитое рукавами стареньких олимпиек, продолжали следовать за «вождем». Следом за ними, врубив музон помощнее, следовала основная группа преследования, продолжавшая танцевать прямо на ходу, причем делали они это вполне синхронно и даже профессионально и замыкал данную кавалькаду мускулистый бугай в кожаной куртке с перебинтованной головой и почему-то мотоциклетным рулем в руках. Впрочем, за свою жизнь Семеныч видел куда более странные компашки (особлево когда на карьеры повадились приезжать некие ролевики), а посему просто улепетывал во все лопатки. Он буквально взлетел на насыпь старой железки, идущей к остаткам ЖБК, и почти нос к носу столкнулся с поднимающимся с другой стороны высоким широкоплечим мужиком в кожаной куртке и потертых джинсах, следом за которым шел кот. Не, не так… мужик за которым шел КОТ — котяра, котище, котеище. Семеныч аж резко затормозил, с удивлением уставившись на диковинное животное, которое спокойно уселось около ног незнакомца и демонстративно почесав задней лапой за ухом, выдало:
— Ну, предположим… гав.
— Чего? — не понял опешивший Семеныч.
Кот тяжело вздохнул, покосился на ухмыляющегося мужика, снова гавкнул и тяжело задышал, вывалив по-собачьи язык.
— Пантера это, собачковая — редкий вид, — наконец пояснил незнакомец, видимо заметив, что глаза округляются не только у рыбака, но и у его улова.
— А ну дык, сразу стало понятно, — смущенно прокашлялся Семеныч. — Я это… Николай Николаевича уважаю, смотрю… а еще «Охота и Рыбалка», «Бобер»….