Вот те на, интересная перспективка. То есть, иду я такой себе по дорожке, мурлычу себе под нос песенку типа: «я в город изумрудный иду…», глядь, а я уже оказывается в платьице с косичками, а Батон рядом такой веселый и гавкающий. Весело ничего не скажешь, а главное выбор у меня богатый — платьице, или чешуя, прям даже не знаю на чем остановиться. Хотя, стоп, почему сразу платьице, может я богатырем стану, а Батон Росинантом верным. Я скосил глаза на кота, который почему-то вдруг фыркнул и с довольным видом захрустел морковкой.
— … а вот вашему учителю ничего не будет.
Так-с. Я быстро вынырнул из омута своих натужных размышлений о том, будет ли гармонировать платье в чешуйку с желтым кирпичом дороги, и весь превратился в слух.
— Почему? (Молодец, Грей, правильные вопросы задаёшь).
— Да потому что он обычный человек из самого обычного мира, не нужен он навью, не интересен, да и наговор на нем охранный дюже сильный, поэтому ничего с вашим учителем не будет. Максимум заплутать может, ну или какой змеюка какая подколодная покусает (э… э… э, про последнее можно поподробнее, адреса там, пароли, явки, чтобы сразу значит сразу эту гадину по кумполу и угусь).
— А я? — вопросительно подмякнул Батон, не прекращая жевать.
— А что ты, — отмахнулась старуха. — Таких как ты во всех мирах, что крапивы за баней. Мой вон по десять раз на дню бегает туды-сюды и хоть бы ему хны, Берендей постоянно жалуется. Ох, доберусь я до него.
— До Берендея?
— До какого Берендея? — удивленно воззрилась на меня Яга. — Тьфу, ты окаянный, не путай меня, до Васьки, конечно. Кот мой повадился у Берендея рыбу белую из погреба таскать. Позорище. Ох попадется он мне как-нибудь под горячую руку.
Батон, в это самое время добравшийся до миски с окунями в сметане, покосился на бабусю, икнул, втягивая в себя висевший из пасти рыбий хвост, и на всякий случай отодвинул посудину в сторону.
В общем, прощание с ребятишками вышло какое-то скомканное. Парни пожали руку, похлопали ободряюще по плечу (Гай пустил прощально-героическую слезу, после чего не менее героически высморкался в спешно протянутый Эрнестой платок), а девчонки естественно повисели на шее, облобызав меня на прощание точно многоуважаемого генсека…(к-хм… так и захотелось брякнуть про «сосисечкие сраны» и в ответ крепким партийным, в засо….так, стоп, не о том история). Глай правда в очередной раз попыталась соблазнить меня тортиком, шепча в ухо про кроличьи лапки, но я держался стойко, хотя Батон почему-то постоянно на меня косился и даже зачем-то пытался украдкой повязать детский слюнявчик. В конце концов, старушке весь этот концерт надоел, она сняла с меня эльфийку, угрюмо зыркнула на парней, который тут же вытянулись по струнке и почти строевым шагом направились к амбару насвистывая что-то про монтажников-высотников, указала девушкам глазами на неубранный стол, развернулась и, не оглядываясь, двинулась по невесть откуда появившейся прямо среди грядок, выложенной белыми камнями, тропинке. Пришлось идти следом. Мы поднялись в горку, затем спустились, прошли через густой кустарник, затем небольшую рощицу, поднялись на холм и остановились на его вершине. Солнечный шар медленно катился к горизонту, тропинка превратилась в обычную тропку, которая упиралась в огромный замшелый камень, а затем привычно растраивалась и разбегалась в разные стороны. А вообще красиво: лес, река, луг… буквально пастура… пустара….тьфу, ляпота короче. Захотелось потянуться, зевнуть, подтянуть свои любимые в ромашку и почесать пузико… к-хм… коту конечно…
— Вот тут мы и расстанемся, — сказала Яга, устало опираясь на клюку. — Тебе от этого камня и… куда тропа выведет.
— Какая?
— Ну это тебе выбирать, — усмехнулась бабуля. — Тут я тебе не помощница, всё что надо уже сказано, теперь сам.
— Понятно, — я вздохнул и, еще раз окинув взглядом раскинувшуюся предо мной картину, спросил: — Значит это и есть мир сказок?
— Он самый, — кивнула Яга.
— Какой-то он слишком обычный…
— А ты чего ожидал, лягушек-царевн с неба? Хотя могу устроить, правда они целоваться страсть как любят, но ты парень сильный — справишься.
На миг перед моим внутренним взором возникла картина с могилкой и памятником, на котором было выбито: «Засосан во страсти лягухой гнедой. Скончался прям здесь герой молодой». Так, стоп… что значит «гнедой»…хотя ладно, предположим, для рифмы. Бррр… Я замотал головой, спешно отгоняя видение лягушки с вот с такими губищами «уточкой», роскошной тёмно-рыжей гривой и призывно-томными взглядом из-под длиннющих ресниц. Не, не, не фантазия «на раз — два стой, налево и бегом в туманную даль». Я даже для надёжности помахал рукой перед глазами, покосился в небо (так на всякий случай, вдруг уже летят и пора делать ноги) и спросил: