Анна Барт
Месть из прошлого
© Барт А., 2012
© ООО «Издательский дом «Вече», 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Пролог
Маленький худенький мальчик, шлепая грязными босыми ножками по февральской измороси, просил его:
– Хочу к маме. Отведи меня к маме. Где моя мама? Мама… Мама!
Он чувствовал тепло детской ладошки, так доверчиво лежащей в его руке, живой, горячей, маленькой… но тащил рыдающего мальчишку все быстрее и быстрее, уже задыхаясь под шубой… Сердце колотилось где-то в горле.
Вот и виселица показалась… Темная, страшная… Народ расступился в молчании перед ними и только слышен был тихий плач ребенка, которого он сейчас ненавидел всей душой за то, что собирался с ним сделать.
– Где моя мама? Мама… Мама!
Вот уж он ставит ребенка на приступочку, вот надевает на тоненькую шейку колючую веревку, вот выбивает опору из-под детских ножек… – и забился ребенок в конвульсиях, извиваясь всем тельцем в борьбе за глоток воздуха, раз, другой, третий… Лицо посинело, глаза остекленели, язык вывалился наружу…
– А-а-а-а-а-а!..
Боярин Суворцев просыпается от собственного звериного крика, садится, хватая перекошенным ртом воздух, пот льется в глаза и пощипывает в них от соленых капель.
– Свят, свят, свят, спаси Царица Небесная, – бормочет он, осеняя себя размашистым крестом и вглядываясь в темное оконце – черный квадрат.
До рассвета далеко. Только не завьюженное подслеповатое окошко видит боярин. Мерещится ему инокиня Марфа в монашеском платье и молоденькая пани Марина перед ней – с заплаканными глазами, похудевшая от невзгод, но все равно невыразимо прекрасная своей наивной юностью.
Экзотический цветок, по чьей черной воле занесло тебя в чужую Московию? Зачем приехала ты сюда? На что надеялась? Что нашла? Как сердце твое не разорвалось в тот же момент, когда любовно выпестованного единственного сына твоего и наследника, четырехлетнего царевича Ивана, повесили около Серпуховских ворот Кремля?
О! Эта проклятая скрипучая виселица и худенькое тельце, болтавшееся на ней под снежными хлопьями! Цыплячьи ручки в синяках, детские пальчики в заусенцах…
За окном метет и метет поземка, нет конца зимней ночи. Спит дом. Но не уснуть боярину. С ужасом вспоминает свой сон-быль, кряхтя слезает с кровати и садится подальше от нее, на сундук, в темный угол. Открывает маленькую книжечку с нарисованными диковинными травами и зверьем и находит страничку с гравюрой. Смотрит с нее на него лукаво польская прелестница пани Мнишек, улыбается смело, не ведая, что ждет ее.
Мене, текел, фарес. Отмерено, взвешено, разделено.
Тяжело падает боярин на колени перед киотом с одной-единственной зажженной свечой и молится горячо, шепчет чуть слышно:
– Прости меня, грешного, Господи! Вечное царство, вечный покой, тебе, царица Марина, и тебе, мученик царевич Иван… Вечное царство, вечный покой… Вечное царство, вечный покой…
Младшему брату в память о московском детстве
Часть первая
1. Нежданная гостья или выходной день
Душный день медленно тащился к концу.
Я вылезла из бассейна и предвкушала мирное чаепитие под разросшимися виноградными лозами на открытом патио.
Мои мужчины отсутствовали, и я наслаждалась полным покоем. Никто не орал над ухом, не приставал с вопросами, не чертыхался, не просил «чего-нибудь» поесть, не разбрасывал ежеминутно вещи и не требовал невозможного. Мне выпала невероятная карта – целых три дня ничегонеделания в обнимку с толстым романом Вольфрама Флейшгауэра. Буду сидеть в плетеном кресле в тени веранды, пить чай с булочками и читать до полного одурения. Это ли не счастье?!
Чай упоительно пах мятой, клубникой и лимоном, совсем как в милом летнем детстве, когда в воскресный вечер родители наконец-то сваливали в город, а мы оставались с дедушкой одни на притихшей подмосковной даче отдыхать от них и от сумасшедших выходных. Как только родительская машина скрывалась за кустами душистой малины, мы, счастливо отдуваясь, вновь рассаживались вокруг обеденного стола, заставленного стаканами, вазочками и тарелками. Дедушка надевал очки, шуршал газетой, а я, с ногами забравшись на стул, грызла сушки с маком и лениво листала страшно популярный тогда журнал «Юность»…