— Ну и каким будет твой следующий ход?
— Собираюсь сообщить Чи-Чи Моралесу, что я придумал другой способ отмывки его денег. Он внезапно позвонил мне и сказал, что нам надо встретиться. Сегодня в семь вечера он пришлет за мной машину.
Сивер повернулся к Алехандро, не в силах скрыть удивление.
— А разве ты настолько разбираешься в отмывке денег, чтобы разрабатывать новые способы?
— На гасиенде нас учат и этому.
— Ну и что же ты придумал для Чи-Чи?
— Использовать систему «Парапойнт» для отмывания денег.
— Мы уже помогли его синдикату ввезти в страну героин, а теперь ты хочешь помочь ему отмыть деньги. Кое-кто может подумать, будто мы решили покровительствовать наркобизнесу.
— Кто это «мы»? Не зазнавайся, Энди! Я всего лишь диско-певец, а ты — мелкий клерк из полиции.
— Руки по бокам, бедра в расслабленном положении. Так, а теперь спой «Звездную пыль», — сказал Скотт Харт.
Они находились сейчас в студии на девятнадцатом этаже, которую снял Будофски. Алехандро один стоял на пустой сцене перед некогда золотистым, а сейчас ставшим кремово-серым занавесом. Будофски, волнуясь, сидел у прохода в последнем ряду, рядом с Хартом — сухощавым негром лет шестидесяти с редкими седыми волосами и большими темно-карими глазами.
Алехандро начал петь без аккомпанемента.
Глядя вдаль и ввысь, над головами обоих своих слушателей, Алехандро пел сейчас для незнакомца, собиравшегося помочь ему изменить сценический образ. Он тоже нервничал. «После всего, что мне пришлось пережить за эти годы, я пою этому старику — и волнуюсь», — невольно усмехнулся он про себя.
Харт уперся подбородком в спинку кресла в следующем ряду, буквально пожирая глазами поющего на сцене человека. Когда Алехандро спел «Звездную пыль», Харт велел ему исполнить «Что за штуку мы называем любовью?».
Алехандро запел и, сам не сознавая этого, начал двигаться в латиноамериканском ритме.
— Нет-нет, — прервал его Харт. — Пой в точном соответствии с тем, как песня написана композитором Портером. И чтобы каждое слово звучало отчетливо и ясно.
Когда Алехандро спел и эту песню, Харт предложил ему исполнить что-нибудь по собственному выбору.
Глубоко вздохнув и устремившись мысленным взором к ирландским холмам, о которых столько историй рассказывала ему бабка, Алехандро совершенно расслабился и спел прекрасную, но, по сравнению с Портером, несколько сентиментальную ирландскую народную балладу.
Харт вздохнул, уронив руки на колени.
Будофски, наклонившись к нему, прошептал:
— А в чем, собственно, дело?
— Мне кажется, этот голос невозможно изменить или улучшить в результате занятий, — сказал Харт, вставая. — То, что мы слышали, — потолок, большего ему никогда не достичь. — Пройдя мимо Будофски, он приблизился к сцене. — Ладно, парень! Давай вместе поломаем башку над тем, что тут можно сделать.
Барчестер-Тауэрс, роскошное тридцатиэтажное здание из стекла и бетона со множеством пристроек функционального свойства, стояло на углу Семьдесят девятой улицы и Ист-Ривер. В просторном холле были мраморные полы, резного дерева стены и огромные, хотя местами потрепанные ковры.
Когда Алехандро вышел из машины, которую прислал за ним Чи-Чи, его встретил один из помощников наркобарона. Он провел Алехандро мимо привратника и швейцара к уже дожидавшемуся их лифту. Пока они поднимались в пентхаус, спутник Алехандро не произнес ни слова.
В прихожей Алехандро встречал большой широкоплечий мужик с лицом профессионального боксера. На нем был белый пиджак дворецкого, джинсы, туфли на плоской подошве. Под пиджаком сбоку, естественно, топорщилась пушка.
— Мистер Моралес ждет вас, — сказал он, препровождая Алехандро в большую комнату, украшенную пятью скульптурными группами, наверняка английскими и французскими подлинниками двух-, трехсотлетней давности.
Впрочем, обстановка здесь была достаточно разнообразной.
Рядом с изысканной скульптурой соседствовал, например, вполне современный зеркальный столик, и тут и там валялись различные видеоигры. Было здесь и изрядное количество матерчатых игрушек, главным образом животных, включая гигантских размеров жирафа, слона и льва. Если эти игрушки предназначались для детей, то родители детей должны были быть великанами. В трех ведерках со льдом томились три бутылки шампанского «Дом Периньон», в серебряных чашах стояла зернистая черная икра.
Алехандро был поражен обилием и качеством антикварных вещей, резьбой и росписью по дереву, шелковыми гобеленами и прочим антиквариатом. Совершенно исключено, чтобы все эти приобретения были сделаны самим Моралесом, подумал Алехандро.