Подавшись вперед, Зеленый Галстук вновь раскрывает чемодан, с жадностью смотрит на пачки денег. Он достает из внутреннего кармана пакет в серебряной фольге и протягивает его ей.
— Мы никогда не имеем дела с теми, кто с нами не нюхнет.
Она принимает пакет, рассматривает его с явной подозрительностью.
Щербатый встает с дивана и застывает в нескольких футах от нее. Сложив руки на груди, он пристально наблюдает за нею.
— Не потей так, детка. Это не отрава.
Возвращая пакет Зеленому Галстуку, она говорит:
— Сначала ты. Чтобы это не оказалось какой-нибудь дрянью.
— Людям надо доверять, сестричка.
Зеленый Галстук вскрывает пакет и выколачивает кокаин на стол. Затем берет из пачки стодолларовую купюру, складывает ее пополам и собирает ею кокаин со стола, словно совком. После этого сворачивает купюру в трубочку.
Женщина поднимается с места и встает рядом со Щербатым.
Перехватив трубочку в точке сгиба, Зеленый Галстук вставляет ее себе в ноздрю и втягивает носом наркотик. Глаза у него лезут на лоб. Изобразив на лице удовольствие, он облизывает губы:
— Ай как вкусно, сестричка!
После этого он вручает ей пакет, в котором осталось еще полдозы наркотика.
Приняв пакет, она выколачивает его содержимое себе на левую ладонь и возвращает Щербатому уже пустым.
Чилиец подался вперед, он тщательно наблюдает за происходящим на экране.
Женщина подносит ладонь с порошком к носу, словно бы упиваясь ароматом, одновременно проводя по белой линии кончиком языка, словно в попытке возбудить себя в сексуальном отношении. Она медленно проводит языком по кончикам пальцев, берет три пальца в рот, сосет их. А затем, одним молниеносным движением, подносит порошок к носу, втягивает, бросает руку вниз, запрокидывает голову, закатывает глаза и долго, протяжно вздыхает.
— Она приняла! — вырывается у Чилийца.
— Нет, не приняла, — поясняет Порджес и, орудуя дистанционным управлением, прокручивает пленку назад. Дойдя до места непосредственно перед приемом дозы, он запускает ее снова, но в замедленном темпе. — А теперь гляди хорошенько.
Теперь Алехандро обращает внимание на то, что самовозбуждающая игра женщины с собственными пальчиками отвлекает наркодельцов, потому что моментально заводит их. Он также обращает внимание на некий едва уловимый шорох в тот момент, когда женщина запрокидывает голову, закатывает глаза, строит гримасу и роняет руку, отводя ее от лица.
— Уловил? — строго спрашивает Сивер.
— А ну-ка, давайте еще раз, — просит Чилиец.
Порджес берется за дистанционное управление.
Просмотрев эпизод еще три раза, Чилиец говорит:
— Вместо того чтобы втянуть порошок в ноздрю, она сдувает его с руки в тот миг, как запрокидывает голову, и сразу вслед за этим роняет руку.
— В точности так, — говорит Порджес. — Причем сила выдоха из ноздрей в тот миг, когда рука падает вниз, развеивает кокаин по воздуху. Порошок настолько мелок, что, будучи развеян, он становится невидимым. А наркодельцы увидели именно то, что и хотели увидеть, — как она приняла дозу.
— А что было бы, если бы ей не удалось встать и пришлось бы принимать порошок сидя? — спрашивает Чилиец. — Тогда у нее не было бы спасительного движения руки.
— Гляди. — Порджес проделал трюк сидя. Затем поглядел на бывшего питомца и пояснил ему: — Ладонь вокруг трубочки складываешь чашечкой и прячешь в рот. Проделываешь, как и в предыдущем случае, все одним движением — разве что сдувать порошок приходится не носом, а ртом. Конечно, это труднее и требует большей тренировки. — Он сурово посмотрел на Чилийца. — А главное, не забывай о каких-нибудь уловках, отвлекающих их внимание от твоего рта. Агент из учебного фильма поступила безупречно, соблазняя их облизыванием пальцев. И на все про все нужна секунда, максимум две. — Порджес подтолкнул по столу оставшиеся пакеты поближе к Чилийцу. — Ну а теперь давай практикуйся, пока эта процедура не станет для тебя чисто рефлекторной.
Он открыл ящик стола и достал оттуда целую пригоршню пакетов. Распечатав один из них, Чилиец воскликнул:
— Это не кокаин!
— Разумеется. Это сахар. Закон запрещает употреблять наркотики, — с ухмылкой пояснил ему Сивер.
На обратном пути из Шарлотсвилла в Нью-Йорк тем же вечером Алехандро сидел в самолете у иллюминатора, наблюдая за тем, как тьма окутывает виргинский ландшафт, и размышляя о своем повторяющемся ночном кошмаре. Дело во сне всегда происходило ночью, и всегда на челне у Клеопатры. Алые паруса трепетали на легком ветру, полуобнаженные, но в золотых украшениях рабы сновали вокруг Клеопатры и Чи-Чи Моралеса. На борту неизменно оказывалось множество женщин, с которыми Алехандро довелось побывать в постели. Они следили за ним и о чем-то шептались друг с другом. И каждый раз главный евнух позволял ему приблизиться к шатру, в котором находилась Клеопатра, — и каждый раз, стоило ему откинуть полог шатра, ятаган евнуха вонзался ему в сердце — и Алехандро просыпался в холодном поту.