Прошлой ночью я была слишком измучена и не замечала его… пока некоторое время спустя не проснулась и не обнаружила, что свет погас. Дом погрузился в беспросветную темноту. Ветер завывал вокруг, как баньши, и сквозь его завывание доносился какой-то странный звук.
— Что это? — спросила я и поняла, что говорю перепуганным голосом.
— Заледеневшие ветви касаются друг друга, — ответил Толливер. — Я проснулся несколько минут назад и стал слушать. Решил, что это ветви.
Когда дело касается матери-природы, я легко пугаюсь.
— Ладно, — буркнула я, но голос мой не стал спокойнее.
— Иди сюда, моя кровать ближе к огню, — сказал Толливер. — Неси с собой одеяла.
Я и не думала, что можно так быстро выбраться из постели. Мои босые ноги простучали по доскам пола, я сдернула со своей кровати одеяла, принесла их к кровати Толливера и неуклюже набросила на нее. Скользнув в его постель, я едва смогла дождаться, пока он поправит одеяла. Зубы мои стучали от холода и страха.
— Ничего-ничего, — успокоил он, обхватив меня рукой. — Ты просто промерзла без одеял минуту-другую.
— Знаю, — согласилась я. — Я трусиха. И неженка. — Я прижалась к его теплому телу.
— Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю, — ответил он и, когда я прижалась лицом к его груди, спросил: — Ты меня слушаешь?
Я отодвинулась достаточно, чтобы сказать:
— Да, слушаю.
— Я не твой брат, — произнес он совершенно другим тоном.
Секунду я не слышала рева ветра вокруг дома и зловещего звяканья обледеневших ветвей.
— Знаю, — кивнула я. — Я это знаю.
И он меня поцеловал.
Я так давно его любила. Хотя все могло измениться, я не смогла не поцеловать его в ответ.
Это был долгий и настойчивый поцелуй. Я видела, как Толливер столько раз уходил с другими женщинами, но в конце концов он был со мной.
Он начал что-то говорить, но я перебила:
— Нет, не надо.
Я снова поцеловала его, теперь по собственной инициативе.
Казалось, это должно было быть ответом на его вопрос, если он вообще собирался спросить.
— Это ты, — сказала я, и Толливер поцеловал меня в шею.
Я сунула здоровую руку под его свитер, прикоснулась к столь любимой мною коже на его спине, дотронулась до почти плоских сосков. Потерлась лицом о волосы на его груди, и у него перехватило дыхание.
Его руки тоже не медлили, и когда он нашел мои груди, то издал еще один, совершенно другой звук.
Мне подумалось, что я заплачу от радости.
— Надо снять рубашку, — сказал он, и мы постарались это сделать.
— Твоя рука? — спросил Толливер.
— В порядке, не беспокойся, — прошептала я. — Только не ляг на нее, и все будет нормально.
Я чувствовала, что, если бы снова получила удар лопатой, сейчас мне было бы на это наплевать.
Впервые мое тело и мое сердце были полностью едины.
Руки Толливера как будто знали, куда направиться и что делать там. Мы знали друг друга так хорошо во всех остальных отношениях, что казалось вполне естественным, что легко поймем желания друг друга в этом новом занятии. Мы уже знали, как выглядит тело другого, но не на ощупь и не в некоторых специфических деталях. Теперь мы принялись изучать это. Его пенис был длинным и не таким толстым, как некоторые другие, с которыми я встречалась. Он прошел обрезание, слегка изгибался вверх и был очень чувствительным вокруг яичек.
Мне нравилось прикасаться к Толливеру в тех местах, до которых я не имела права дотрагиваться раньше, а ему нравилось свободно трогать меня между ног. Ему очень нравилось это, и его пальцы оказались очень умелыми.
— Хотелось бы мне тебя видеть, — сказал он, но я была рада темноте.
Она делала меня слегка храбрее, и я сосредоточилась на осязании, не давая себе времени подумать. Если бы у меня было время подумать, все бы не прошло так замечательно, как получилось.
Но все было чудесно. Когда мы наконец избавились от лишней одежды, когда я была уверена, что ни один из нас не отступит, когда он наконец вошел в меня, это был самый счастливый момент в моей жизни.
— Я люблю тебя, — произнесла я, отказавшись от осторожности.
— Всегда, — отозвался Толливер.
Глава девятая
— Хотела бы я, чтобы у тебя были бумажные платки, — пробормотала я.
Я отдыхала на груди Толливера. Наша одежда была где-то под одеялами вместе с нами… По крайней мере, большая ее часть.
— Просто воспользуйся моей фуфайкой, — лениво сказал он, и я заглушила хихиканье.