А пан Антоний знай себе ухмылялся в усы, невозмутимо попыхивая сигарой. Зато его товарищи озабоченно хмурились и опасливо отходили подальше. До них наконец дошло, что соседство с ним небезопасно.
Случалось и еще кое-что в таком роде, но уже в самом жилище их начальника, а потому никто об этом не знал.
Все началось с удушливого чада: в один из дней дом заполнился такой сильной гарью, словно в закутках тлела какая-то ветошь. Жуткий смрад невидимыми волнами пошел гулять по коридорам, застоялой вонью оседал в комнатах, тяжелой пеленой нависал с потолка. Насквозь пропитались мебель и одежда, белье и постель. Не помогали ни вентилятор, ни проветривание. И хотя двери и окна почти на весь день распахивались настежь — и это при восемнадцатиградусном морозе на дворе, — омерзительная вонь и не думала улетучиваться. Не брали ее ни сквозняки, ни холод — хоть топор вешай. Все попытки отыскать источник зловония ни к чему не привели, оставалось только смириться.
Когда наконец через месяц воздух в жилище стал более-менее сносным, свалилась другая беда: в доме поселился угар. В первые дни еще можно было списать его на нерасторопность прислуги — дескать, по рассеянности закрыла раньше времени печи, но затем пришлось признать, что дело вовсе не в этом, — уж как ни старались уследить, а удушливый угарный газ отравлял воздух все сильнее. Мало что дала и замена топлива: хотя Чарноцкий велел топить дровами и заслонки вовсе не закрывать, кое-кто из домашних ночью порядком угорел, а сам он наутро встал с адской головной болью и тошнотой. Дошло до того, что он вынужден был ночевать не дома, а у знакомых.
Через несколько недель угар выдохся, и пан Чарноцкий с облегчением вернулся в родные стены.
Не сразу удалось ему сориентироваться, отчего это на его дом посыпались напасти, но, прикинув так и эдак, он наконец понял, что за всем этим стоит одна цель: запугать, сбить с него воинственный пыл.
Но всякие такие каверзы только подлили масла в огонь — задело его за живое' и положил он взять во что бы то ни стало верх.
Чарноцкий в ту пору работал над новой системой пожарных насосов; предполагалось, что по своей эффективности они превзойдут все дотоле применявшиеся. Гасить теперь будет не вода, а особый газ — окутывая густыми клубами пылающее здание и перекрывая доступ кислороду; тем самым он сможет в зародыше гасить огонь.
— Ручаюсь, для пожаров это будет бич божий, — ребячески похвалялся он перед знакомым инженером за шахматной партией. — Не исключено, что, когда мое изобретение запатентуют, вред от огня сведется почти к нулю.
И он самодовольно подкручивал свой ус.
Было это где-то в середине января; за каких-нибудь два-три месяца Чарноцкий рассчитывал доработать проект в деталях и отослать в министерство. А пока что из вечера в вечер трудился над своими чертежами, нередко засиживаясь до полуночи…
Однажды, вот так же полуночничая над бумагами, он рассеянно следил, как старый слуга Мартин выгребает из печки уголья, и вдруг головешки эти приковали к себе его внимание.
— Погоди-ка, старче, — задержал он слугу уже на пороге. — А высыпь-ка ты мне золу сюда на стол, на газету.
Мартин, слегка сбитый с толку, сделал что было велено.
— Вот так. Хорошо. А теперь иди к себе.
Оставшись один, Чарноцкий еще раз осмотрел как следует угольки. Бросалась в глаза их форма. По странному капризу огня они приобрели очертания букв. С изумлением вглядывался он в четко обрисованные контуры; сомневаться не приходилось, перед ним лежали крупные, мастерски сработанные из угля литеры.
Оригинальная головоломка, думал он, с любопытством раскладывая головешки то так, то эдак. МоЖет, удастся что-то из них составить?
И вот не прошло и четверти часа, как под его рукой появились слова: «Жаровник» — «Искряк» — «Водопугало» — «Дымодуй».
— Веселенькая компания, — буркнул он, записывая для памяти мудреные имена. — Огневой сброд в полном составе. Будем теперь знать, как вас кличут-величают. Ничего не скажешь, оригинальный визит, но еще оригинальней визитные карточки.
Усмехнувшись, он спрятал листок в шкаф.