- Ты где сидишь, дура? - прошамкал, стараясь как можно громче, своим беззубым ртом старик. - Ты где сидишь?
Ирина подняла глаза. Переднее сиденье. Написано: «Для пассажиров с детьми и инвалидов".
-Ты где сидишь, чурка невоспитанная, - продолжал кричать старик, - почему ты место ребенку не уступаешь?
Ирина оглянулась. Сзади улыбалась кондуктор, рядом сидела беременная мамочка с маленьким ребеночком на коленях. Видимо, зашла на последней остановке. Маленький мальчик сидел у мамы на коленях и грыз калачик. Его кругленькие голубенькие блестящие и веселые глазки улыбнулись Ирине.
-Ой, какой красивенький, - подумала Ирина, — вот у меня такой же будет.
Видимо, Ирина и не заметила, как вошла молодая мамочки. Проспала, разомлела на солнышке. Но какой –то молодой человек сразу уступил место. Мамочка сидела рядом с кондуктором. В проходе стоял только этот старикашка.
- Постоит, - мстительно подумала Ирина, - не развалится, без палочки вон ходит еще.
Ну, раз мамочка устроена, то и вставать Ирина была не намерена.
Но старик не унимался. Поток грязных ругательства, обидных слов и прозвищ так и лился на ее голову. Он стоял рядом и говорил, говорил, говорил, сверля ее ненавидящим взглядом своих маленьких свинячьих глаз.
- Распустились! Профукали страну! Нет Сталина на вас. Вот он бы навел порядок! Всех врагов народа на перевоспитание: в Сибирь, на Камчатку, на Соловки. Интеллигенция поганая. Расстрелять все вас надо. Погодите! Вернуться коммунисты к власти, всех вас на столбах повесят! Встань и уступи место ребенку, проститутка!
- Да, ладно, - дедушка, - успокаивала его кондуктор. Все устроились уже. Не расстраивайтесь.
- Я не расстраиваюсь. А вот таких тварей, душить надо! Да будь она проклята!
Утро было испорчено. Мечты все испарились. И этот злой вредный и ужасный старикашка вернул Ирину обратно из солнечных девичьих невинных мечтаний в жесткую грубую грязную, как лужи на дороге этого райцентра невзрачную и неудачную жизнь.
И снова где - то там глубоко в самом сердце или под ним вдруг снова услышала Ирина такой тонкий, такой нежный и такой напуганный детский голосок:
- Мама, я боюсь!
-Не бойся, не бойся, милый, - улыбнулась она, погладив инстинктивно свой маленький животик, словно по пушистой головке своего будущего первенца. И сердито посмотрела на разбушевавшегося старикашку.
- У, вредный, какой!
Она впервые испытала такое чувство ненависти и вражды, к нему, тому, такому злому и черному, обидевшего ее еще не родившегося мальчика. Настоящее, искреннее чувство материнской ненависти и волчьей вражды, которого она еще никогда ни к кому до этого не испытывала.
-Так ничего своему и не сказала? - спросила Вера, открывая окно регистратуры.
- Нет. - Улыбнулась Ирина, - Сегодня вечером обрадую.
- Ну и наивная ты, Ирка. - Вздохнула подруга, - разве мужики такому радуются?
- Мой, да! - гордо заявила Ирина, крикнув в окно регистратуры-
; Кто там, первый? Подходите, - вспомнив некстати этого злого крикливого и наглого старикашку из автобуса, который так расстроил ее сегодня утром.
До слез обидные слова и проклятья до сих пор гремели в ушах, гудели в голове и острым ножом несправедливости уходили куда-то под сердце. И резали. И резали. И резали.
- Вер, я выйду, на минутку, на улочку.
- А что?
- Да так, подышу.
На улице лучше не стало. Кружилась голова. И все звучал этот визгливый крик:
- Дура, дура необразованная!