Не любила Кушнирчук лекарственных запахов еще и потому, что напоминали ей о гибели Саши - школьного товарища. Вместе пошли на фронт, а вернулась она одна...
Откинулась на спинку стула. Из открытого окна тянуло прохладным свежим ветерком. Слушала, как Борис больше часа повторял одно и то же:
- Ирину Лукашук не знаю. Не был у нее. И возле дома ночью не ходил. Никакого букета не было. Позвоните маме, что меня задержали. Я ни в чем не виновен.
Наталье Филипповне почти нечего было записывать в протокол, пока в кабинет не пригласили полную женщину. Перед этим на скамью рядом с Борисом посадили еще двух юношей.
- Кому из этих граждан вы вчера продали цветы? - спросила следователь.
Женщина ткнула пальцем:
- Этому.
Борис вскочил, словно его обожгло.
- Хорошо смотрели?
- Вы еще торговались: хватит трех рублей, больше нет. Я настояла на своем, тогда еще кинули пятьдесят копеек, пять новеньких десяток. У людей глаза не повылезли. Старая Химишинцаня торговала рядом и может подтвердить.
Когда привели Химишинцаню, надобность в ней отпала.
- Цветы я, правда, купил возле рынка, зачем из этого делать проблему... Ну, взял и отвез в Нетесов Марте: у дочери день рождения.
Надеялся, что после этого Наталья Филипповна отпустит его, извинившись за безосновательное задержание. Он даже слегка выпятил губу и поглядывал высокомерно. "Мама не допустит, чтобы меня оскорбляли".
Но едва в кабинет вошла Марта с ребенком, выражение лица у Бориса сразу изменилось, стало унылым и кислым.
С Мартой Борис познакомился на танцах. В клубе играли сельские музыканты - гармошка, скрипка, барабан. Девушка пряталась за плечи старших подруг, смущенно отводила глаза, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из незнакомых хлопцев. Даже после короткого: "Потанцуем?" - не подняла головы, молча ступила вперед и закружилась-поплыла. Глянула на парня, только когда отвечала на его вопрос: "Как зовут?" - "Марта".
Следующий танец тоже танцевали вместе. Борис пришелся ей по сердцу: скромный, культурный ("прошу", "пожалуйста", "извините"). Что немного старше ее, даже нравилось: сама чувствовала себя с ним взрослее. За весь вечер Борис ни разу не уступил ее нетесовским парням. Только скрипач принимался настраивать инструмент, он уже спешил к Марте. Потом столько раз встречались - счет потерялся. Пошли дожди, и шефы колхоза (Борис был от больницы) в ожидании лучшей погоды задержались в селе.
В прощальную ночь Марта жалась к Борису, словно замерзла. Согревали ее долгие поцелуи. "Я, Mapточка, решительный - давай распишемся". И настаивал, чтоб разбудила мать. "Хочу поговорить". Будить не довелось: мать, наверное, услышала разговор и вышла из спальни, как только скрипнула тяжелая дверь. "Так вот, мама, - заговорил Борис, - мы с вашей дочерью решили пожениться. Не буду напоминать, что я закончил медицинское училище, умею играть на пианино... Об этом умолчу. А Марта для меня - сердце!" - ударил себя по груди.
Сливканя перевела взгляд на дочь. "Да она же еще ребенок". Растерянно опустилась на лавку...
На рассвете жених с невестой уехали в город. Там шел интересный спектакль - приехали с гастролями известные артисты, вот и не хотелось упустить благоприятный момент. А поздно вечером возле хаты остановился вишневый автомобиль. Борис вылез из-за руля. Он был в элегантном костюме, в импортных туфлях на высоких каблуках, в светлой рубашке, которая была схвачена на груди, вместо пуговиц, шелковыми шнурочками.
Сливканя только подумала: "Где же Марта?" - как услышала: "Ну, поехали, мама, наших посмотреть и себя показать..."
На следующий день ей не было прохода. Соседи заходили в хату, знакомые останавливали на дороге. "Богата ли сваха?" - "Видно, денег куры не клюют". - "Так, говорите, Борис у нее один?" - "И четыре комнаты! Ого-го!.." - "Рай для Марты!" - "Город - не село..."
Больше всего нетесовских интересовала будущая сваха. Сливканя скупо отвечала: "Такая из себя - ничего женщина".
Наконец дождалась воскресенья, когда обещала приехать Любава Родиславовна. Поднялась чуть свет. К обеду на столе уже некуда было поставить хрустальную посуду, одолженную у соседей.
До позднего вечера выглядывала Сливканя на дорогу. Уже и ночь наступила, а она все прислушивалась, не гудит ли машина. Так и легла, вся в ожидании, переживая, не случилось ли беды в дороге, ведь машин на трассе что мушек в поле. И навалился на Сливканю каменный сон.
Утром ни вернувшаяся одна Марта, ни позванная на помощь соседка не могли поднять ее с кровати: Сливканя помирала от жара великого...
Пришла бабка Христя. "У тебя болезнь в самое сердце вселилась". Дала для вида какое-то зелье: "Пей три раза в день". А сама так изменилась в лице, что только слепой не увидел бы: Христя бессильна. "Позовите врача", шепнула и ушла.
"Скорая помощь" приехала в Нетесов, когда женщины уже перенесли тело Сливкани с кровати на скамью...
Осенний ветер стрясал с тяжелых туч частые мелкие капли. Вперемежку со слезами они катились по в одночасье поблекшему лицу Марты. На кладбище как упала на колени у могилы, так поднялась только в сумерках, хотя подруги все время просили, умоляли, чтобы шла домой: "Застудишься". У нее и правда началось воспаление легких. Надеялась: пройдет - и липовым цветом, майским медом выгоняла простуду, но все же довелось лечь в больницу, "У вас будет ребенок", - сказала молоденькая врачиха, почти ровесница Марты...
И вот Марта с маленькой Романой в кабинете Натальи Филипповны.
- Скажите, Марта, какого числа вы родили дочку?
- Разве Борис не знает?
- Хочу услышать от матери.
- Седьмого марта. - Прижала Роману к груди, а детские глазенки перескочили на отца.
- Вчера вы отмечали какой-то праздник?
Задумалась, будто вспоминая. Прошедший вечер и правда можно было считать праздником - нежданно в Нетесов приехал Борис. Марта уже спала. На стук открыла дверь. Он, стараясь не шуметь - Романа спит, - подошел к столу. Разговор не клеился. "Как живешь, Марта?" - "Что тебе до этого". - "Почему ты так говоришь?" - "От великого счастья и радости: тебя увидела". - "Не шути так".