— Чем ты занимаешься вне работы, — сказал я, — это твое личное дело. Как друг советую заниматься этим в свободное время и в более подходящих местах. Я уж почти обо всем забыл, а через минуту не буду помнить вообще ничего.
— Спасибо, Джас, — сказал он.
Я кивнул.
— Что слышно в Бюро Прогнозов? — спросил я, поднимая телефонную трубку.
Он пожал плечами, я набрал номер и прислушался, а повесив трубку, сказал:
— Плохо, воды будет еще больше.
— Черт! — выругался он и зажег сигарету. Руки у него тряслись. — Эта, погодка меня доконает.
— Меня тоже, — сказал я. — Я ухожу: хочу добежать до дома, пока не началось. Может, завтра заскочу.
— Спокойной ночи.
Я спустился на лифте, взял плащ и вышел. Лотти поблизости не было видно, она, вероятно, где-то ждала, пека я уйду.
Я добрался до своей машины и проехал почти половину пути, когда опять включили душ. Молнии рвали небо на части: извергающее их облако, будто паук, вцепилось в город огненными лапами. Зигзаги вонзались в землю, счерчивая золотом контуры предметов и оставляя на сетчатке глаз яркие следы. Я добрался до дома за пятнадцать минут, и, когда въехал в гараж, гроза была в самом разгаре. До меня доносилось шипение, гром, череда вспышек освещала пространство между домами.
Уже сидя дома, я прислушивался к грому и дождю, провожая взглядом затихающий вдали апокалипсис.
Город бредил, охваченный ненастьем, силуэты зданий были четко очерчены пульсирующим светом. Чтобы легче видеть происходящее, я выключил свет в квартире. Нереальными казались иссиня-черные тени, отбрасываемые лестницами, фронтонами, карнизами, балконами: озаренные вспышками молний, здания будто источали свой внутренний свет. В вышине, крадучись, ползло огненное насекомое (живое? нет?); „глаз” в голубом ореоле маячил над крышами соседних домов. Мерцали огни; пылали облака, словно горы в геенне огненной; клокотал и барабанил гром, и белесые струи дождя сверлили мостовую, рождая пузырящуюся пену. Тут я увидел зеленую трехрогую „кусаку” с мокрыми перьями, страшной, как у демона мордой и мечеобразным хвостом: она огибала угол здания, е чуть раньше я услышал звук, который принял за удар грома, если бы не увидел, как „глаз” устремился за ней, добавляя к падающим на землю каплям градинки свинца. Оба исчезали за углом. Это произошло мгновенно, но за это время я понял, чьей кисти достойна эта картина. Не Эль Греко, не Блейк — Босх. Только Босх с его кошмарными образами улиц Ада, только он отдаст должное этому мгновению.
Одно мгновение бури...
Я смотрел, пока извергающее огонь облако не вобрало в себя ноги, повиснув в небе горящим коконом, а затем померкло, как тлеющий уголек, превратившийся в золу. Стало темно, на улице остался только дождь.
В воскресенье наступил апогей хаоса.
Город оказался в эпицентре самой сильной бури на Бетти.
Горели свечи, горели и церкви. Тонули люди. Звери появлялись на улицах, дома срывало с фундаментов, и они подпрыгивали, как бумажные кораблики на стремнине. Откуда-то налетел ураганный ветер. Мир сошел с ума.
Невозможно было доехать до мэрии — Элеонора прислала за мной флаер.
Службы Мэрии эвакуировались на третий этаж. Ситуация стала неконтролируемой. Единственное, что нам оставалось, — это ждать и оказывать посильную помощь. Я сидел и наблюдал за происходящим на экранах.
ДоЖдь лил как из ведра, из бочки, из цистерны. Как из рек и озер, низвергался водопадом. Иногда казалось, что на нас опрокинули целый океан. Отчасти в этом был виноват примчавшийся с залива ветер: его порывы заставляли капли носиться в воздухе почти горизонтально. Буря началась в полдень и длилась всего несколько часов, оставив наш город разрушенным и истекающим кровью. Бронзовый Уэй лежал на боку, флагшток исчез, и не осталось ни единого здания с целыми стеклами и не залитого водой. Возникли перебои с электричеством; один мой „глаз” обнаружил трех панд, закусывающих мертвым ребенком. Проклиная все и вся, я расстрелял их; ни дождь, ни расстояние не помешали мне сделать это. Элеонора рыдала, уткнувшись мне в плечо. Позже сообщили: на холме, окруженном водой, вместе с семьей оказалась беременная женщина, которой незамедлительно требуется кесарево сечение — тяжелые роды. Мы пытались пробиться к ней на флаере, но ветер... Я видел горящие здания, трупы людей и животных. Я видел наполовину погребенные под обломками машины и рухнувшие дома. Я видел водопады там, где раньше их не было.
Этим днем я потратил много зарядов, и не только на лесных зверей. Шестнадцать „глаз” были подстрелены мародерами. Надеюсь, мне никогда не доведется еще раз увидеть кадры, которые я тогда снял.