Вот и все, что болтают, если в разговоре вдруг всплывает его имя.
Эвакуация проводилась планомерно. Скорость и масштабы ее впечатляли. К концу второй недели население Скорби исчислялось четвертью миллиона. На исходе третьей недели, когда прибыли космические лайнеры, осталось сто пятьдесят тысяч. Затем появился еще один флот, а некоторые корабли вернулись за второй партией. К середине четвертой недели насчитывалось семьдесят пять тысяч, а на исходе ее вряд ли оставался кто-нибудь, кроме меня. Машины застыли на улицах, инструмент лежал там, где был брошен. Оставшиеся без присмотра заводы гудели и грохотали. Дверями магазинов играл ветер, прилавки и полки ломились от никому не нужного товара. Дома стояли покинутые, на столах гнили остатки еды. Все храмы закрыты, а реликвии вывезли. Местная фауна не давала покоя, и каждый день мне приходилось в кого-то стрелять. Корабль за кораблем вспарывали облака и исчезали в небе, чтобы доставить возбужденные толпы людей к огромным межзвездным лайнерам на орбите. День и ночь я с роботами занимался образцами урожая, ожидая, что тот вот-вот выдаст мне результат. Но напрасно. Всегда выяснялось, что необходимы еще какие-то крохи информации.
Время истекало. Не исключено, что я сошел с ума. Но подойти так близко к открытию и увидеть, как все разлетится в пух и прах? Понадобятся годы, чтобы сделать копию этой долины, если это вообще возможно. Долина была в некотором смысле уродом, мутантом, возникшим в результате сжатия миллионов лет эволюции в десятилетие, причем с помощью науки, которой я не знал. Оставалось работать и ждать.
Раздался звонок в дверь.
На сей раз дождя не было, напротив, облачный покров редел и вот-вот должно было показаться небо — впервые за последние несколько месяцев. Но она ворвалась ко мне так стремительно, как будто за ее спиной бушевала ужасная буря.
— Ты должен уехать! — закричала она. — Срочно! В любую секунду это может...
Я дал ей пощечину.
Она закрыла лицо руками и некоторое время стояла, дрожа всем телом.
— Хорошо, — сказала она. — У меня истерика. Но все, что я говорила, правда.
— Я прекрасно все понял еще в первый раз. Почему ты до сих пор здесь?
— Неужели, черт тебя дери, ты не понимаешь?
— Нет. Объясни мне, — сказал я и сделал вид, что' слушаю ее с интересом.
— Из-за тебя. Уезжай! Немедленно уезжай!
— Я чересчур близок к открытию, чтобы все бросить, -ответил я. — Скорее всего, сегодня или завтра.
— Ты предлагал мне выйти за тебя замуж, — сказала она, — я согласна, только немедленно собирайся и уезжай.
— Неделю назад я бы, может быть, согласился, но сейчас — увы...
— Последние корабли снимаются с орбиты. На Скорби осталось меньше сотни людей, а до восхода Бетельгейзе здесь не останется никого. Как ты собираешься отсюда уехать, если даже решишь это сделать?
— Меня не забудут, — сказал я.
— Да, ты прав. — Она засмеялась подозрительно легко и чуть криво. — Последний корабль сделает проверку. Компьютер будет просматривать списки отбывших со Скорби. Твое имя всплывет, и они отправят корабль для розыска. Специально за тобой. Тебе это даст почувствовать собственную значимость, не правда ли? Тебя будут разыскивать, а потом увезут силой и не спросят, все ли ты успел сделать.
— К тому времени я, наверное, найду разгадку.
— А если нет?
— Посмотрим.
Я отдал ей свой носовой платок и поцеловал, когда она менее всего ожидала. Это заставило ее топнуть ножкой и сказать слово, для женских уст не предназначенное. И добавила:
— Хорошо, я останусь с тобой, пока они не придут. Кто-то должен присматривать за сумасшедшим, пока не назначили опекуна.
— Мне сейчас необходимо проверить саженцы, — сказал я.— Извини.
Я надел сапоги с голенищами до бедер, взял самострел и вышел через заднее крыльцо.