— Ты с дороги и устал, — проговорила она, стараясь не смотреть на Сорема. — Мой долг помочь гостю снять усталость, чтобы твой сон был крепок, и ты смог восстановиться перед дальней дорогой. Позволь помочь тебе.
Краме предупреждал всех в отряде о законах местного гостеприимства, и так же он сообщил, что если гость перешагнет этот закон и проявит к хозяевам неуважение, то запросто может лишиться головы, и никто за это хозяина не осудит, да и он, Краме, никому за это мстить не станет, — поделом ему… Всё должно литься, как вода по течению… но если хозяева решат, что путник устал и ему нужна помощь… отказ неприемлем. А такого оскорбления тоже никто не потерпит.
Сорем шагнул в сторону, запуская Сераву в комнату. На ней легкое платье, под которым точно ничего нет.
— Сними свою одежду, — она мазнула взглядом по груди и штанам гостя. — Дай мне возможность выполнить свою обязанность хорошо.
Следопыт поспешно стянул тонкие матерчатые штаны, рубаху и остался в чём мать родила.
— Становись вот сюда, — указала она ему место, где доски в полу имели небольшие щели.
Одним движением скинув с себя платье, она дала возможность Сорему рассмотреть себя получше.
Красива девка, ничего не скажешь…
Крепкая, стройная фигура, при виде которой у следопыта разом потеплело внизу живота.
Откуда-то появился низкий табурет из неплотно подогнанных досок.
— Садись! — распорядилась она.
Сорем сел и выпрямил спину, всё время поглядывая на прелестницу.
Взяв в руки исходящую паром мочалку, она заигрывающе улыбнулась и первым делом приложила ее к лицу следопыта.
— Вдохни, не бойся, вода хорошо очищена, травы свежие, и в этом точно нет опасности.
Сорем как заколдованный вдохнул полной грудью приятно пахнущий пар, и от этого у него слегка закружилась голова.
Руки Серавы умело заскользили по его телу, смывая пропитанными влагой мочалками недельную грязь и пот. Иногда она касалась его упругими грудями, и от этого у следопыта замирало сердце.
Затем девушка открыла бутылек, вылила на ладонь немного пахучего масла и стала натирать им натруженное тело следопыта, не пропуская ни одного сантиметра. Усталость быстро уступила место блаженству, и Сорем, с трудом сдерживал себя, чтобы не погладить жену Ухпата по упругим ягодицам. Несмотря на всю кажущуюся вольность, это могло её оскорбить и испортить момент.
У Серавы оказались неожиданно крепкие пальцы и сильные руки. Она умело промяла разгоряченное тело следопыта, а затем взялась за скребки.
Ух… как же приятно!..
Все ее движения точны и в то же время невероятно нежны. Сорем пребывал на вершине блаженства, и всё его естество кричало о том, как ему сейчас хорошо и как тяжело себя сдерживать.
Дальше в ход снова пошла пропитанная пахучей водой мочалка и в самом конце жесткое сухое полотенце.
Затем Серава подвела его разомлевшего к лежанке и, заглянув в глаза, проговорила загадочно улыбаясь:
— Если ты подаришь моей семье две пищевые гранулы и один водяной кристалл, то я подарю тебе незабываемую ночь и останусь с тобою до утра…
Сорем, не раздумывая, кивнул, соглашаясь. Он сейчас был готов отдать всё, что у него есть, лишь бы поскорее лечь с нею в постель.
Серава ушла за пару часов до рассвета, зажав в руке две крупных пищевых гранулы и один водяной кристалл. Сорем отдал их без всякого сожаления, потому как ночь, подаренная этой девушкой, поистине была волшебной.
Когда за ней закрылась дверь, Сорем, блаженно улыбаясь, потянулся к сумке и достал наладонник. Включив его, он нажал на символ вызова Марка. На экране появился круг, пульсирующий красным.
Чуть скривившись, он отключил устройство и положил его обратно в сумку.
С одной стороны — это хорошо, племяннику с его отрядом удалось оторваться больше чем на сто километров, и расстояние между ними не сокращается, а вот с другой… Как еще предупредить Марка и его друзей о смертоносных цилиндрах, парящем высоко в небе воздухолете и о том, что отряд Краме идет точно по их следу…
Повернувшись набок, он прижал к груди сумку и мгновенно уснул.
Утром на общем построении почти у всего отряда были красные от недосыпа глаза, но судя по довольным и ухмыляющимся рожам, никто из них не был в обиде.
Один Краме выглядел бодрым и свежим, полным жизненной энергии.