– Мы купили большую партию щелка и забили им кормовые трюмы и все каюты.
– Твой хозяин участвует в заговоре, – объяснил Акинобу, неся очередной ящик. – Поэтому он и сменил экипаж. А повара найти не мог. Искал он повара?
– Искал… – Бугэй совсем пал духом.
Действительно, в Учжоу кантё стал особенно придирчив. Бил бедного Бугэй почем зря. Бугэй боялся, что его бросят в чужой стране и он никогда не увидит родных.
– Ну вот видишь.
– Нет, не может быть! – решил схитрить Бугэй. – Он чтит регента Ходзё Дога. И каждую ночь молится за него.
– Плохо молится, – сказал Акинобу. – Кто-то в Ая хочет сменить власть в нашей стране. А твой хозяин возит ему каменных воинов. Это предательство!
– Теперь меня заставят сделать сэппуку! – от ужаса повар Бугэй уронил себе на ногу ящик с гвоздями. – Ова!
– Не волнуйся, – успокоил его боцман Дзидзо. – Сэппуку достоин только самурай. Единственное, что тебе грозит, это позорное отсечение головы после распятия, но этого ты не почувствуешь, потому что будешь мертв.
Повал Бугэй подумал о страшной тюрьме Тайка, в которой содержались безвинные люди. Треть из них не доживала до суда. Но тюрьма никогда не пустовала. Однажды он провел в ней три месяца, пока за него не заплатили долг. Хорошо еще, что это случилось в теплое время года, сразу после сбора урожая. После этого ему и удалось наняться поваром на джонку. К счастью, с долгами он уже расплатился.
– Или сошлют на Хонсю, – очень серьезно добавил Натабура.
Юка так посмотрела на него, что Натабуре стало стыдно. Действительно, зачем мучить бедного человека. Она-то поругивала его за то, что он порой беззлобно посмеивался над Язаки, а повар совершенно чужой человек. На острове Хонсю тоже было не лучше. Там действительно добывали камень для дворцов столицы. В государственных каменоломнях человек жил ровно столько, сколько необходимо для выработки нормы. Затем его бросали умирать в болото Уэда, если он до этого сам не умирал. А норма зависела оттого, сколько ты весишь. Каждый день норма уменьшалась. Это было очень справедливо, но не спасало от истощения, потому что каторжников кормили хуже, чем рабов, которым давали еду вместе с овцами и свиньями, и они не имели права отгонять скотину.
К тому времени, когда почти все ящики с бронзовыми гвоздями были перенесены на крышки люка, хирака одним ударом сорвали люк на носу. Но Акинобу ждал наготове с масакири, Натабуре же досталась канабо – железная палица с шипами. И хотя он чувствовал себя еще неважно, азарт восполнял приступы слабости.
Однако хирака оказались хитрее. Сами не полезли. Конечно, не обошлось без кантё Гампэй, который всем руководил, выкрикивая команды: из люка вдруг с истошным лаем вылетел ганива. Пока Акинобу расправлялся с ним, для начала тюкнув его по затылку, следом выскочили еще два. Одного Натабура завалил сразу же, отколов задние лапы, а второй с утробным рычанием вцепился в канабо. 'Хрусть!' – рукоять треснула. Натабура сильно удивился – виданное ли дело перекусить стальную рукоять толщиной в руку человека. Однако успел подхватить ганива под живот и, используя инерцию движения ганива, перекинул его в броске через бедро. Но не рассчитал – ганива был таким тяжелым, что броска как такового не получилось. Правда, ганива пробил мордой борт джонки и застрял в дыре. Ударом ноги Натабура отправил его в море. Но вот что оказалось интересным: во-первых, ганива действовали быстрее и хитрее, чем в первый раз, а во-вторых, они словно бы оживали, потому что стали мягче, словно камень превращался в плоть, а еще из ран у них текло что-то наподобие крови, только желтое, как песок пустыни, и липкое, как патока.
Пока они с учителем Акинобу возились с ганива, хирака вылезли на корме и пробили дыру у центральной мачты, из-за чего она угрожающе накренилась, и джонку повело вбок. Натабура отметил, что боцман вовремя отработал рулем и не дал джонке перевернуться. Хорошо! У нас есть еще шанс, понял он и бросился на корму, заскочив по пути в кладовку и схватив первое, что попалось под руку – тяжелую секиру. Через коку оба ее лезвия, не заметив как, он смял в лепешку.
Хирака напал неожиданно. Откуда он взялся, Натабура так и не понял. Он бежал, чтобы по лестнице вкарабкаться на ют. Потом уже догадался, что хирака пробили пол капитанской каюты и лезли через нос. Не зря Акинобу учил его чувствовать опасность загодя. То ли Натабура увидел тень, то ли мачта показалась странной, только когда пробегал мимо, из-за нее с мечом над головой выскочил хирака. Не подставь Натабура секиру, удар пришелся бы точно в голову. Ржавый меч хирака сломался, и его обломок лишь оцарапал лицо Натабуры. Следующее движение, которое чисто рефлекторно сделал Натабура, как если бы он сражался с человеком, была подножка. Уж очень выгодно для этого стоял хирака – всей тяжестью налегая на правую ногу. Натабура не видел, а лишь почувствовал это. К его досаде, ничего не получилось. Вернее, Натабура сделал все, как нужно, как делал сотни тысяч раз: ткнул ногой сбоку и приложился с маху плечом в грудь противника. И сразу понял, что взялся мериться силой со скалой. Хирака оказался слишком тяжел. Он только отклонился на мгновение назад, чтобы сохранить равновесие, а потом Натабура отлетел к мачте. Это было ошибкой – подспудно Натабура хотел испытать себя в рукопашном бою с хирака. Почувствовать его силу, мощь. Однако, несмотря на сильный удар, он не пострадал – главным образом из-за того, что был готов к бою и в тому же в бане утром хорошо разогрелся, сражаясь с аябито. Секира со звоном ударилась в борт.
Ободренной легкой победой хирака прыгнул вперед в надежде затоптать Натабуру, а затем отправиться на помощь своим товарищам. Натабура был легче и опережал его в скорости. Он легко перекатился к борту, где лежала секира. Тяжелая ступня хирака впечаталась в доски палубы с такой силой, что оставила глубокий след, а затем ударила в борт так, что полетели щепки, и застряла. Хирака силился ее выдернуть. Он дернул раз-другой. Его каменное лицо исказилось гримасой. Хирака даже прогудел что-то вроде: 'Сейчас, погоди…' Натабура, усмехнувшись, подхватил секиру: 'Так я и расстарался!' Хирака почти выдернул ногу. Натабура успел рубануть со всего маху. Камень с треском лопнул. Хирака отскочил, покачиваясь. Особой боли он не испытывал, потому что не издал ни звука, а только поморщился, словно Натабура не отрубил ступню, а всего лишь наступил на нее. Но подвижность потерял и заходил по кругу, как одноногий от пинка под зад.
Из ступни на палубу хлынула липкая жидкость, похожая на кровь, только желтого цвета. Натабура не стал разбираться, что это такое, и не дал ни единого шанса хирака. Следующим ударом он отколол ему голову и только тогда услышал, как кричит умирающий хирака – как раненый заяц. Если, чтобы убить первого хирака, пришлось разваливать его на куски, то этот хирака умер, лишившись головы. Однако закричал, призывая на помощь – самое удивительное, что кричали одновременно голова и туловище.
На юте матросы во главе с боцманом отбивались от пятерых хирака, шестой показался из люка. Натабура подоспел вовремя, чтобы отрубить ему голову. Хирака застрял, и через кормовой люк вылезти больше никто не мог. После этого осталось только добить хирака, которые махались с матросами и боцманом. Джонка снова накренилась. Боцман Дзидзо бросился к штурвалу. Хирака все же удалось сорвать одну из двух трюмных крышек. По палубе носились обезумевшие куры. Парочка из них, истерически кудахча, уже плавала в воде.
Натабура искал Юку. Но ее нигде не было видно. Пропал и Афра.
– Ты видел Юку? – окликнул он Язаки, который прятался за разбросанными на палубе ящиками.
Как раз в этот момент из трюма выпрыгнул ганива и щелкнул зубами так страшно и громко, что Язаки в одно мгновение очутился на мачте и полез на клотик, уронив оружие.
– Кудда-а-а! – крикнул Натабура, но возникшие ниоткуда хирака отвлекли его внимание, и пришлось снова махать секирой.
Это были не тяжеловооруженные войны, а лохматые дикари с дубинами и дротиками, которые они метали в противника.