Глава 49
Волдеморт мрачно смотрел в чашку с чаем, пытаясь хоть как-то переварить воспитательные методы Слизерина. Основатель подошел к процессу крайне ответственно: розги были вымочены в специальном зелье, увеличивающем крепость и гибкость прутьев, а каждый удар сопровождался подробным разъяснением, за что и почему…
– Кто позволил Вам, мой дорогой Наследник, говорить про меня всяческие небылицы? Это Вам за то, что приписывали мне то, чего не было! Это за бредни о моей ненависти к маглам! За что мне их ненавидеть? Я их не люблю, но я и магов не очень люблю, так что?
– Это за незнание традиций!
– Это за нежелание узнать традиции!
– Это за недостойное Лорда поведение!
– Это за отвратительную репутацию, появившуюся благодаря вашим усилиям!
– Это за рабское клеймо! Как ты вообще посмел такое сделать?!
– А это за нападения на маглорожденных! Кто вам дал право карать? Вы что, палач? Или Судия?
– Это за убийство своей семьи!
– А это за нападение на ребенка! Дети неприкосновенны!!!
Салазар перечислял долго. А орудовал розгой еще дольше, магу уже начало казаться, что его многострадальная задница распухла до неимоверных размеров и никогда не вернется в прежнюю форму. Каждый последующий удар только заставлял все сильнее стискивать зубы, чтобы не орать.
Так плохо ему никогда не было.
Наконец, лорд угомонился, и рывком поднял застонавшего и перекосившегося от боли Наследника с лавки. После чего вручил ему банку с зельем и отправил в покои, лечиться и переваривать наказание.
Через час, когда мазь подействовала и Мракс, наконец, смог нормально двигаться, его позвали на обед.
Переодевшись, маг спустился в столовую и, морщась от остаточных ощущений, сел во главе стола. Смотреть на Слизерина не хотелось. Такого унижения он никогда не испытывал. Даже в приюте.
– Дуешься? – мягкий голос мага разбил тишину. Мракс скрипнул зубами. Внутри все просто клокотало, как магма в вулкане. Хотелось орать, драться и терзать, пытать, чтобы кровь лилась рекой. Руки тряслись, но Мракс прекрасно понимал, что против Слизерина ему не выстоять. Это будет самоубийство, глупое и крайне мучительное.
– Глупый. Глупый ребенок… – Слизерин неожиданно встал и, подойдя к Волдеморту, сел рядом и прижал его к себе. Маг дернулся, но руки держали крепко и мужчина неожиданно почувствовал, что из глаз катятся слезы. Объятия Слизерина прорвали плотину, воздвигнутую Волдемортом в душе.
– Глупое дитя… тяжело быть одному. Тяжело… я понимаю… у самого жизнь была… веселая… – Слизерин грустно скривился, вспомнив свое детство. – Только запомни. Теперь ты не один.
– Правда? – совершенно по-детски тихо спросил самый страшный Темный маг этого столетия.
– Правда, – твердо ответил самый первый официально признанный Темный лорд Англии. – Истинная правда.
Даже Темным лордам не хочется быть в одиночестве.
Ученики пожирали глазами Слизерина, разламывающего заклинаниями пол Большого зала. Выглядело все неимоверно эффектно: куски пола под взмахом палочки с треском и хрустом отламывались и взлетали в воздух, паря над разломом. Салазар сосредоточенно смотрел в пролом, поднимая куски гранита, пока не показался металл. Один взмах – и над полом повис металлический ящик, размером два на два ярда и толщиной примерно с фут, может больше.
Слизерин слегка улыбнулся и стал возвращать камни на место, после чего прошипел заклинание и пол принял первозданный вид.
Маг, прищурившись, недовольно скривился и принялся вскрывать ящик. Руны на металле горели огнями Святого Эльма, вспыхивая при каждом заклинании. Процесс был медленным и неторопливым. Минуты текли одна за другой, ученики шушукались, обсуждая происходящее, члены Попечительского совета только головами покачивали в изумлении, ощущая, какая мощь вкладывается в произносимые на нескольких языках заклинаниях.
Через полчаса кропотливой работы ящик распался на части, с грохотом свалившиеся на пол, а потрясенной общественности открылось содержимое – три портрета, сложенных стопкой. Салазар пролевитировал их к стене и прикрепил на законное место жительства, после чего взмахом руки скрыл их под тканью.
– Они будут медленно просыпаться, не стоит их тревожить.
– А кто там изображен, милорд? – поинтересовался Прюэтт.
– Мои сестры и брат, – ласково улыбнулся Слизерин.