Единственными элементами, которые выбивались из интерьера, оказались движущиеся портреты мистера Локхарта, которые картинно подмигивали, ослепительно улыбались или посылали воздушные поцелуи. Одна стена оказалась украшена ими. Гилдерой смотрелся на них шикарно, словно звезда мирового масштаба шестидесятых годов.
Остальные помещения соответствовали стилю семидесятых, а небольшая уютная кухня оснащена техникой из того времени.
В доме имелись раздельный санузел, две небольших спальни и маленький светлый кабинет с большим окном, главными элементами которого являлись удобное кресло, старинный письменный стол из массива дуба и, стоящая на нём, печатная машинка.
Осмотрев дом, мужчины вернулись в гостиную. Гилдерой замер перед стеной с портретами.
— Это я?
— А кто ж ещё? Ты, Гилдерой.
— Я красивый…
— И самовлюблённый, — хмыкнул Дункан. Заметив обиженное выражение лица спутника, он поправился. — Был таким. Нормальные мужчины украшают дом фотографиями близких людей: жена, дети, родители, сёстры, братья. Свои фотографии тоже неплохо, но если они сделаны в памятных местах, а не модельное нечто. Хотя, ты одинокий и прожжённый холостяк… Был им. Так что простительно.
— Дункан, а у тебя дома есть фотографии?
— Нет. У меня нет ни дома, ни фотографий.
— Почему? — удивился Локхарт.
— Дом я пока не купил. Фотографироваться не привычен. То место, где я служил, специфическое. Там военнослужащим запрещено фотографироваться. Если кто-то из офицеров заметит у солдата его фотографию или что он фотографируется — его упекут на месяц на гауптвахту.
— А где живёт твоя жена, то есть моя сестра?
— Не знаю, Гилдерой. Мы с ней… К-хм… Можно сказать, расстались. Бывает, что люди расстаются по тем или иным причинам. Она сейчас живёт одна и знать обо мне не знает.
— То есть вы с моей сестрой больше не муж и жена?!
— Выходит так, Гилдерой.
— Но тогда, — уголки губ Локхарта грустно изогнулись вниз, — получается, что мы больше не родственники?
— Тебе это так важно?
— Не знаю… Просто я не понимаю, Дункан, почему тогда ты со мной возишься? Я же не глупый. Я понимаю, что это непросто.
— Что ж, парень, ты меня радуешь, — лицо Хоггарта украсила искренняя улыбка. — Раз так рассуждаешь, значит, не всё так плохо, как я думал. Значит, лечение всё же помогает. Не бери в голову, Гилдерой. Хоть мы больше не родственники, но я человек долга. Чтобы бросить нуждающегося знакомого, не обратить на его проблемы внимания — много ума не надо. Так поступают многие. Да что там — почти каждый нормальный человек так поступит. И это не плохо, но и хорошего тут мало. Но я не мог пройти мимо. Всё же в мире есть много хороших людей, которые не пройдут мимо и помогут, если могут. Смею считать, что я неплохой парень…
— Ты хороший! — приободрился Локхарт. — А что такое гауптвахта?
— Изолятор. Аналог тюрьмы у военных. Когда обычный человек нарушает закон — его помещают в тюрьму, где он страдает. Когда солдат нарушает устав — его отправляют на гауптвахту. Там сидишь в одиночестве и предаешься нерадостным мыслям.
— Прямо как в больничной палате, — грустно вздохнул Локхарт. — Я тоже нарушил устав?
— Нет, Гилдерой. Тебя считают больным на голову. Мы с тобой уже обсуждали, что таких людей помещают в психушку. Поэтому, если не хочешь вернуться в ту палату — тебе следует как можно скорее научиться вести себя, как остальные люди. Человеческое общество не любит людей, которые отличаются от них. Среди мусульман веди себя как мусульманин: не ходи в шортах, не пей у них на глазах алкоголь и не ешь свинину. Среди британцев не ругай королеву. В общем, Гилдерой, нюансов много. Просто наблюдай за другими людьми и не стесняйся задавать вопросы близким. А среди чужих, если не знаешь как себя вести, помалкивай и держи маску спокойствия, чтобы сойти за нормального.
— Я понял. Постараюсь быть нормальным. Не хочу возвращаться в палату.