Меропа доковыляла до стола, оперлась на столешницу, скривилась от боли в голове и пояснице. Ей казалось, это дурной сон, но проснуться не получалось. Она хотела, чтобы Том ушёл, оставив её в покое, но он оставался недвижим, и она чувствовала, как он сверлит её спину ненавидящим взглядом.
— Ты мне противна. Торчишь здесь, нищая, несчастная напоказ, хотя из нас двоих виновата именно ты. Наглая лживая воровка. Ты сделаешь это снова, Меропа. Я не уйду и не оставлю тебя в покое, пока ты не вернешь всё, как было. Уже придумала ему имя, миссис Реддл? — поинтересовался он, заходясь лающим хохотом. — Мы будем счастливы, дорогая. Как настоящая семья. И ты будешь жить с этим до конца своих дней.
Меропа оторвалась от стола, выпрямилась из последних сил, опустив руки.
— Нет. Этого не будет. Я так не поступлю.
Том вскочил на ноги. Меропа отшатнулась в испуге, когда он метнулся к ней. Её тело сжалось в ожидании удара, но Том рухнул на колени, как подкошенный, и зарыдал в голос, хватаясь за её ноги.
Том Реддл-младший толкнул тележку с вещами и двинулся по платформе вдоль состава, старательно пряча волнение. Родители следовали за ним — ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в том, что привычная картина не изменилась ни на йоту. Мать, молчаливая, всегда задумчивая, некрасивая до такой степени, что ему становилось стыдно, будто бы это была его вина. Отец, не имевший права быть в их мире, попавший туда по какой-то странной случайности, о которой никто никогда не говорил. Том знал, что отцу не было до него дела: его всегда интересовала только мать, её мысли, её настроение, её самочувствие, её желания: хочет ли она на завтрак омлет или лучше принести клубничного пирога из кондитерской, пойдёт ли она в магазин, в который собиралась пару дней назад, или ей снова нездоровится, нравятся ли ей цветы, которые он принёс, вернувшись с работы… Иногда Тому казалось, что его отец страдает тихим помешательством, а мать мирится с его болезнью, не имея сил или возможности что-либо изменить. Впрочем, он рано усвоил, что это не его дело, и сосредоточился на самом себе, чтобы не задаваться вопросами, на которые у него не было ответа. Он мечтал покинуть родительский дом с того дня, как узнал о Хогвартсе, и всё же сейчас ему было тревожно. Остановившись у вагона, он позволил родителям поравняться с ним. Мать торопливо обняла его, а отец неловко потрепал по волосам, и оба отстранились снова, как по команде. Тонкая ладонь матери спряталась в отцовской ладони. Том кивнул на прощание и отвернулся, позволяя им уйти. Волнение в его груди сменилось слабым, но явственно ощутимым теплом.
КОНЕЦ.