Каля отпустила руку Казимира, уже стоявшего у самых врат.
— Морган Штергенссон, — встав напротив рыцаря, сказала она, — наказание твое было справедливым. Вижу, будь у тебя возможность исправить жестокий поступок, ты бы удержал коня и товарищей своих от травли лесной девы. Мудрость, рыцарь, приходит с годами, только вот власти над временем и прошлым не дано никому. Ты долго служил Горному Королю, — прибавила Сколопендра, кладя руку поверх латной рукавицы, сжимавшей меч, — пришла пора отпустить твою запертую душу. Я, Калина, дочь Эолинда, прощаю тебя.
Привстав на носки, Сколопендра протянула руку, пригибая голову рыцаря к себе.
— Ступай с миром, — прошептала она, касаясь губами бледного, холодного лба, даря последний, почти невесомый, поцелуй.
Морган вздохнул. Сколопендра улыбнулась в гаснущие темные глаза, отпустила стиснувшую её кисть руку рыцаря. В ладонь скользнула гладкая, холодная рукоять меча. Штегерссон улыбнулся, накрывая её пальцы, сомкнувшиеся на металле.
Доспехи Привратника пронизали тончайшие белые лучи. Окутали высокую, неподвижную фигуру с ног до головы, наполняя пещеру ослепительным, холодным светом.
Казимир заслонился рукой, но и, закрыв глаза, все еще видел объятую колдовским пламенем фигуру стража.
Когда же оба, и шляхтич и разбойница, смогли открыть глаза, и привыкнуть после света к полутьме, о рыцаре Кёльстера напоминал лишь забытый на столе золотой шлем.
— Пойдем штоле, комес, — оглядев опустевшую пещеру, проговорила Каля. — Меч возьми, тебе подойдет, а мне своего клинка хватит.
Пройдя в ворота, они остановились, вглядываясь в бархатистый сумрак. Под ногами скрипел мелкий белый песок, стены, испещренные блестящими слюдяными и кварцевыми крошками, образовывали широкий проход, теряясь дальше, чем путники могли видеть.
— Держись рядом, — велел Казимир, сжимая меч бывшего Привратника. Оружие оказалось удобным, хотя и тяжелее, чем те клинки, которыми обычно пользовался шляхтич. — Идем.
Сколопендра хмыкнула, проходя вслед за Казимиром. Сколько времени им предстояло плутать по тоннелям и пещерам, она не знала. Знала только, что Горный Король не легенды и не сказки, а значит, когда-нибудь дорожка, убегающая в гранитное царство, приведет их к владыке меловых чертогов. Если только…
За спиной путешественников врата захлопнулись с оглушительным грохотом. Грохот разнесся далеко вокруг, порождая рокочущий, басовитый звон. Казимир помрачнел.
— Вот гадство! — Выругалась Сколопендра, стискивая рукоять клинка и встревожено озираясь. — Теперь, почитай, все обитатели горы знают о нас.
— И теперь, бросив свои дела, они спешат сюда? — Хмыкнул Казимир, не пряча, впрочем, захваченного у Привратника меча.
— Могет быть, что так и есть, комес, — серьезно ответила полудриада, бросив в его сторону быстрый взгляд.
— Одно радует, — нервно вглядываясь в темноту, сгущавшуюся впереди, пробормотал комес. — Теперь мы точно знаем, что идем в правильном направлении, если только этот… Морган нам не солгал. Хотя спроси меня, хочу ли я сейчас попасть на прием к Горному Королю — ни один ответ мой не будет искренним.
Каля промолчала, настороженно ступая по мягкому песку. После всего, что удалось видеть и слышать в пещере наказанного рыцаря, ей самой тревожно было идти к владыке нечисти. На совести шляхтича были десятки, если не сотни убитых нечистых тварей, что вряд ли могло понравиться их повелителю. Вполне возможно, Горный Король мог снять заклятие ведьмы, а взамен наложить такое, в сравнении с которым муки Моргана Штергенссона показались бы благом.
Но назад пути уже не было.
Глава 23
Спустя совсем короткое время каменный проход, по которому они шли, стал расширяться. Свет, идущий от стен, усилился. Да и сами стены трудно было бы назвать теперь каменными. По мере того, как путники двигались вперед, гранитные породы светлели, медленно переходя в мраморные, а после и вовсе приобрели вид толстого стекла. Казалось, комес и разбойница шли по бесконечному коридору диковинного дворца. Иногда им казалось, что они видели застывших в стекле диковинных зверей и даже людей, но в неясном свете трудно было сказать, так оно было на самом деле, или глаза их видели то, чего не было. Лишь единожды на пути им довелось наткнуться на человеческие останки какого-то воина. Неведомый человек сидел у самой стены, склонив голову на грудь. Сохранившиеся длинные волосы, скрывавшие истлевшее лицо, были светлыми. Комес присел рядом, осторожно потянув круглый шлем из высохших рук. Кожаная его подкладка была изрезана словно бы какими-то буквами.