На стенах в строгой последовательности висели редкие вещицы из всех уголков Земли. Лютиция собирала орудия примитивных народов. Ее коллекция была небольшой, но все знали, что Лютиция не держит подделок. На стенах висели только подлинники.
Там были ритуальные предметы индейцев, африканских дикарей, и аборигенов Австралии. По углам кабинета стояли настоящие тотемные столбы, раскрашенные красками с преобладанием красного и коричневого тонов, окруженные копьями и томагавками.
Над креслом для посетителей висела устрашающая маска черного дерева. Мэтью очень не любил сидеть к ней спиной. Ему казалось, что маска смотрит на него.
Маски не нравились Хаггарду. Он явно улавливал намек, что Лютиция тщательно скрывает ото всех свое настоящее лицо. Он поглубже вжался в необъятное кресло.
Лютиция прошла к своему столу, стукнула кончиками пальцев по натянутой коже старого шаманского бубна:
– Я вижу, что Вы получили повышение, – она слегка склонила голову, как бы прислушиваясь к чему-то, и улыбнулась.
– У Вас важное задание, – она слегка прищурилась, – где вы сможете сполна проявить себя. У Вас такой победный вид сегодня!
– Правда? – важно надулся он.
– Если честно, Мэтью, ты выглядишь как индюк, – Лютиция на миг сняла маску Восторга, и немного отодвинула от своего лица маску Психоаналитика, Серьезно Изучающего Ваши Проблемы.
На мгновение Мэтью увидел искренний взгляд, и вот уже Лютиция вновь одела одну из своих бесчисленных масок.
– Как дела, Мэт? – серьезно спросила она.
– Через пару дней лечу в Россию. Буду организовывать евангелическую секту.
– Грязное дело, Мэт?
– А где в нашей жизни чистота?
– О Кэй, выясним наши позиции. Ты рад?
Мэтью кивнул.
– Но есть беспокойство?
– Вот именно.
– Ты летишь к русским. Давай свои ассоциации.
Он поморщился – хроническая язва желудка вновь давала о себе знать. Неожиданно он понял, что вовсе не хочет лететь в эту грязную, да, именно грязную Россию. Его прорвало:
– Грязь, снег, КГБ, водка, зима, медведь, Рэмбо, убивать…
– Стоп! Тебе не сорок лет, тебе тридцать, ты только начал работать в спецорганах. Вспоминай!
Мэтью с трудом остановился. Он попробовал вспомнить себя в тридцатилетнем возрасте. Тогда сил и энергии было гораздо больше. На ум пришли воспоминания о спецшколе на севере Скалистых гор, злой инструктор, зубрежка русского языка. Вспомнились слова преподавателя – эмигранта из Польши:
«Запомните сразу, раз и навсегда! В этом языке нет системы. Только устоявшиеся штампы. Не пытайтесь сами строить слова и предложения. Только повторяйте выученные фразы. Учить нужно все. Слова, предложения, интонации. Еще раз предупреждаю, в этом языке системы нет!»
Варварский язык, варварский климат, варварские обычаи. Дикая система наказаний. Дикие условия жизни. Примитивные представления о гигиене. Инструктор, днем и ночью пугающий провалом и казематами КГБ. Выматывающий душу тренинг. Мэтью набрал в легкие побольше воздуха:
– Россия, рубеж, заслон, колючая проволока, ночь, страх, прожектор, земля, мерзлая земля, куски льда, снег…
– Стоп! Тебе двадцать, ты только что окончил университет.
Лютиция, казалось, была немного удивлена. Она быстро черкала карандашиком в толстой тетради.
Мэтью остановился. Двадцать лет… Тогда он был молод и полон надежд. Он ничего не знал о России, работе, его мысли были заняты совсем другим. Он попытался представить себя беззаботным желторотым юнцом:
– Красный флаг, пляски казаков, гармонь, Большой театр, балет, мороженное, блицкриг, коммунизм, девушки, секс, Сибирь.
– Отлично, можешь не продолжать.
Лютиция прекратила записывать. Она некоторое время молча просматривала запись, затем внимательно поглядела ему в лицо:
– Прежде всего, должна тебя огорчить. После тридцати лет у тебя явно просматриваются проблемы с сексом. Заметь, в «двадцать лет» фигурировали девушки и секс. В «тридцать» произошло какое-то сильное потрясение, вызвавшее страх, а в «сорок» ненависть толкает тебя к агрессии. Серьезное неблагополучие.
– Мне кажется, секс тут непричем.
– Ошибаешься. Ты не женат, и не планируешь жениться. Почему?
– Не было случая. Я постоянно занят работой, у меня нет времени для личной жизни.