Маркиз де Сад любил Восточный Ад, потому что присутствие индейцев всегда его вдохновляло. В этом смысле он был истинным французом. Маркиз подозревал, что у него, возможно, наступило некоторое размягчение мозгов от бесконечного количества совершенных убийств и бессчетных собственных смертей. И то и другое что-то у вас отнимает. Однако возвращаться домой так приятно.
Глава 8.
Неделя Дьявола состоит только из понедельников, и потому маркиз де Сад не знал точно, сколько дней пробыл в Восточном Аду, когда к нему в гости явился еще один француз. Его привел Леопольд. Высокий широкоплечий мужчина, красивый, длинные вьющиеся волосы ниспадают на плечи, одет по последней моде двора Генриха III. Леопольд суетился, отвратительно потел, время от времени невольно издавая визгливые стоны, которые делали его особенно неприятным.
– Донасьен! – вскричал Захер-Мазох в своей обычной чрезмерно фамильярной манере. – Смотри, кого я привел!
Де Сад оглядел гостя. Судя по манерам, он наверняка принадлежал к высшим слоям аристократии. И, несомненно, мог похвастаться гораздо более знатным происхождением, чем сам маркиз. На аристократические титулы в Аду не слишком обращали внимание, поскольку большинство обитателей титулов не имели.
– Мне кажется, я не имею чести… – проговорил Сад, чуть наклонив голову, имитируя поклон.
– Мы с вами не встречались, – ответил незнакомец. – Несмотря на то что я на несколько веков вас старше, я считаю вас тем не менее своим духовным наставником, человеком, чья жизнь и произведения лучше всего выражают мои чувства, которые я не сумел претворить в поступки.
– Сэр, – проговорил Сад, – кто вы?
– Граф де Рейс, к вашим услугам, – ответил высокий француз. – Хотя потомкам я больше известен как Жиль де Ретц.
Де Сад пришел в восторг.
– Тот самый, кого многие известные критики назвали "самым гнусным человеком, когда-либо жившим на Земле".
– Вне всякого сомнения, они преувеличивают, – промолвил Жиль де Ретц, – хотя я очень старался.
– Счастлив с вами познакомиться, – воскликнул Сад и отвесил низкий поклон.
– Я тоже, учитель, – ответил Жиль де Ретц.
Глава 9.
Жиль был поразительным человеком. Всю свою жизнь он занимался тем, что направлял души людей к Богу – убивал детей (Ретц предпочитал именно их в качестве своих жертв). Количество погибших непосредственно от его руки, по различным сведениям, колебалось от ста шестидесяти до восьмисот, он активно жертвовал деньги монастырям, заказывал мессы, ну и все такое прочее, что у них там полагалось делать – в средние-то века. События происходили примерно в 1430 году, когда шла Столетняя война, и те, у кого имелось достаточно денег, брали все, что хотели. После нескольких рождений и смертей в Аду Жиль оставил всякую надежду на спасение. Впрочем, ему с самого начала не приходилось на это рассчитывать. В некотором смысле совсем неплохо иметь славу самого гнусного человека, когда-либо жившего на Земле, если, конечно, не считать де Сада.
Сад презирал Ретца. Во всяком случае, его репутацию. Сад считал Жиля весьма старомодным. Да и чего можно ждать от человека, жившего в середине XV века?
Глава 10.
Приятели снова встретились в специальной комнате клуба "Адское пламя". Захер-Мазох рано появился в Восточном Аду, он намеревался сам отвести Сада на встречу.
– Ну, Леопольд, – поинтересовался Сад, – как ты себя сегодня чувствуешь?
– Вполне прилично, Донасьен. Однако меня посетило небольшое разочарование после того, как ты к нам вернулся.
– И в чем же оно заключается, Леопольд?
– Пошли всякие разговоры, – ответил Захер-Мазох. – Многие утверждают, будто ты уже не тот. Кое-кто даже осмеливается предположить, что ты не так жесток, как раньше.
– Думаешь, я потерял квалификацию? Тебя это беспокоит?
– Так говорят… Мой дорогой маркиз, что ты делаешь?!
Маркиз де Сад протянул руку и погладил поросячью щеку Захер-Мазоха. Австриец невольно отшатнулся, но Сад успел ухватить двумя сильными, как железные клещи, пальцами жирную складку кожи. На глазах Захер-Мазоха, со стоном опустившегося на колени, выступили слезы, когда Сад сильнее сжал пальцы. Однако хватка Сада не ослабла.
– Пожалуйста, Донасьен! – вскричал Захер-Мазох.
Клещевидные пальцы Сада покрутили измученную щеку Захер-Мазоха. Тот отчаянно завопил, слезы хлынули из глаз, руки метнулись к лицу, словно отравленные летучие мыши после того, как цианистый калий сделал свое дело.
– Я не сомневаюсь, – небрежно проговорил Сад, – что можно вывернуть лицо человека наизнанку. Вот так.
– Милорд, прошу тебя!
– Впрочем, это сделать гораздо легче, если сначала чуть надрезать шею.
В свободной руке Сада словно по волшебству появилась опасная бритва. Он с улыбкой склонился над Захер-Мазохом. Тот зашелся в истерическом крике. После того как Сад отпустил его, он еще долго катался по земле, рыдая и стуча кулаками друг о друга, совсем как обезумевший бурундук с австрийским акцентом.
– Ладно, кончай распускать нюни, – заявил через некоторое время Сад. – Я просто тебе продемонстрировал, что не потерял свою… как там выражаются американцы?
– Остроту? – предположил Леопольд.
– Нет, то слово по звучанию похоже на "веревку".
– А, ты имеешь в виду сноровку, – сказал Захер-Мазох.
– Да, именно. Сноровку. Я ее не потерял, не так ли?
– Твоя инфернальная ярость осталась неизменной, – пробормотал Захер-Мазох, с трудом поднимаясь на ноги. – Честно говоря, у меня возникли было небольшие сомнения. Но теперь мне это не понадобится.
Засунув руку во внутренний карман, Захер-Мазох вытащил гарроту с кожаными ручками. Небрежно отбросил ее в сторону.
– Значит, ты тоже готов меня предать, Леопольд? – тихо проговорил Сад. – И все ради забавы, я полагаю.
– Я думал, не следует ли мне тебя убить, – ответил Захер-Мазох. – Не ради удовольствия – ты и сам должен понимать, если знаешь хоть что-нибудь о мазохизме, великом изобретении, за которое я обрел вечную славу. Я собирался убить тебя из-за того, что мне показалось, будто ты готов перейти на Другую Сторону.
– Какая глупая мысль! – усмехнулся Сад. – С тем же успехом можно попросить меня отречься от садизма, за изобретение которого я покрыл себя вечной славой и получил место в учебниках истории. Многие считают, кстати, что мазохизм есть всего лишь следствие более глубокого и фундаментального садизма, который я придумал и впервые провел в жизнь.
– Здесь есть о чем поспорить, – заявил Захер-Мазох, вспоминая слова психоаналитика, говорившего ему, что он должен защищаться даже тогда – и особенно тогда! – когда он в себя не верит.
– Вот что я хочу знать, – произнес Сад. – Почему тебя беспокоит мой переход на Другую Сторону?
– Конечно, мое поведение может показаться не слишком дружеским, – ответил Захер-Мазох. – Но меня прежде всего беспокоит мораль остальных, тех из нас, кто живет во внутреннем ядре зла; все мы почувствовали бы себя брошенными, если бы учитель, сам великий Сад, дезертировал из наших рядов.
– Отказаться от зла? Никогда! Я вернулся, мой дорогой Леопольд, и полон решимости совершить нечто значительное, нанести удар за дело зла – как мы его понимаем.
– Ах, вот маркиз, которого я так хорошо знаю! – с восторгом воскликнул Захер-Мазох. – Замечательно, что ты снова с нами. Мы живем в смутные времена, мой дорогой де Сад. Даже Ад начал меняться. Послушай, Донасьен, у меня есть друзья, с которыми тебе не мешает встретиться. С некоторыми ты уже знаком, других не знаешь. Однако могу заверить тебя: все они искренне и честно привержены делу зла.