Терпению Кита Лера можно позавидовать — около часа безуспешно пытался выведать у меня хотя бы крупицу информации о похищенной мной неделю назад женщине. Он говорил, что вероятность нахождения ее в моем доме сейчас не высока, а все потому, что предположение об убийстве очень манило его к себе. Когда лейтенант делился этими своим взглядами, то будто невзначай упомянул Марию Йамаду и какого-то «маскарадного маньяка». Видимо, это было испытанием для моего спокойствия и попыткой выставить меня обвиняемым и в этом деле, но мускулам на лице дрожать я не позволили, так что, думается, каких-то конкретных выводах о моем участии в убийстве сумасшедшей Лер не сделал.
Когда тщетность потуг выдавить из меня сведения о судьбе Лязем стала очевидной, допросчик сказал «Ладно», а потом принялся задавать мне вопросы по моей биографии. Тут не было смысла молчать и лгать, и поэтому-то я и рассказал о себе. Ид Буррый, родился 27 плювиоза, 28 лет. Об отце ничего не знаю, мать же умерла, когда мне был год отроду. Впоследствии сдан в детский приют «Цветущие маки», где получил образование. В будущем благодаря оригинальной внешности был рекомендован режиссеру Шломо Амиму директором моей богадельни. Карьера задалась, и я быстро стал одним из наиболее востребованных актеров государства. Вот и все.
Когда я закончил, в комнату заглянул тот полицейский, что заносил стул. Он жестом подозвал Кита Лера, они переговорили, а потом вдвоем скрылись за дверью. Одиночество продлилось не менее двадцати минут, спустя которые мне пришлось вновь обрести недавно утраченного собеседника, только на сей раз он не был весел и задорен, а выглядел озабоченным.
Причины такой перемены стали известными мне достаточно быстро — стоило лейтенанту только заговорить. Сам я не мало удивлялся говоримому им, так как все это было поистине странным. Он, читая из каких-то ветхих на вид бумажек, рассказывал совсем неизвестную мне историю какого-то Ида Буррого, родившегося со мной в один день. Мать этого несчастного умерла при странных обстоятельствах спустя несколько недель после родов. Звали ее Фина Креоль. Отец же его через день после смерти роженицы пропал без вести в момент взрыва на одном из секторов завода В16 центра «Будущее за технологиями», предположительно погиб. Имя исчезнувшего — Ипполит Рад. Остальные детали этой жизни совпадали с моей историей.
В общем-то, сомнений нет в том, что мы рассказывали об одном человеке, только основываясь на разных источниках. Я все свои знания о родителях подчерпнул из уст главы моего детдома, а Кит Лер — из каких-то, судя по всему, архивных бумаг. Его правда имеет больше шансов на то, что бы быть истиной, тогда как моя не выдерживает никакой критики. Значит, теперь мне нужно знать нового себя? Поменять представление о всей своей жизни, почувствовать себя обманутым и преданным? А может, все эти полицаи ждут, что я сейчас расплачусь, будучи потрясенным новыми сведениями из своей жизни, и начну рассказывать все подряд? Если таков их расчет, то мои уста прошепчут лишь «браво!», ибо номер и в самом деле мог получиться. Однако, такими трюками меня не выбить из колеи, потому как чересчур великолепно такое изобретение, как разум, и плевать на то, что вручено оно уроду! Им-то и будут скованны те жалкие чувства, которые могли бы уничтожить все мужество во мне сейчас. Отныне непреклонность сопутствует мне.
Но к великому моему удивлению, решимость эта мне в процессе обороны от нападок Лера совсем не понадобилась, так как никакой атаки не предвиделось. И виною всему был тот же полицейский, что ранее уже позволял себе прерывать допрос. Он подозвал к себе своего коллегу, после чего они вдвоем покинули мою камеру. Но наедине с самим собой мне было суждено оставаться недолго — двери вновь открылись, дабы предоставить возможность новому посетителю оказаться предо мною.
Очередное знакомое лицо соизволило навестить арестованного всего несколько часов назад человека. Неужели я настолько важен? Прислали сначала зачем-то именно Кита Лера. Ну тут, видать, полагали, что мне принадлежала затея с развозом трупов женщин. Но другого уразуметь совсем не могу — почему сейчас я вынужден разглядывать черные широкие одеяния одного очень весомого государственного деятеля? Речь о наводящем ужас на все живое Иоанне Ларватусе. Неужели связано это с моим ремеслом? Не помнится, чтобы актеры, пускай даже очень знаменитые, в Объединенных городах почитались как особо важные персоны. Так зачем же главе судебной ветви власти приходить к клоуну в камеру? Кажется, я знаю ответ — он чего-то хочет от меня.