Судья подходит к стулу, смотрит на него, но садиться не торопится. Он достает из кармана матерчатый платок, расстилает последний на сидении, и лишь после этого колени почтенного старца подгибаются, а зад соприкасается с поверхностью стула.
— Приветствую тебя! — произносит мой очередной товарищ по беседе. — Не отвечай, мне этого не нужно. Вижу по глазам твоим, что ты не испуган, хотя тебе известны некоторые стороны моей натуры. Знаю, видел тогда тебя на площади… Ничего, друг, не впервой мне встречать таких бесстрашных. Поверь, возжелай я только заставить тебя плакать и умолять, это непременно осуществилось бы. Ты даже не представляешь какие средства имеются в моем распоряжении. А твое состряпанное при помощи силы воли бесстрашие было бы мне только на руку в подобной ситуации — мужчины, не пасующие перед лицом правосудия на первых парах, обычно непомерно горделивы, и для них большим потрясением является всякое унижение. Я скажу тебе, что наиболее действенным способом в данных случаях являются пытки с применением сексуального насилия. Например, есть специальные колючие проволочки, которые при помощи полых стержней всовываются в определенные отверстия в организме, а потом высовываются, только на сей раз все обходится без участия посторонних предметов. Это лишь одно средство, а таких — уйма. Есть специальные люди, которые на выдумки горазды. Очень помогает, знаешь ли, в моем деле. — Ларватус улыбнулся, а после сотворил подобие добродушной гримасы. — Но ты не беспокойся, тебя подвергать этому я не желаю.
— Тогда зачем ты здесь? — задал я очень волновавший меня вопрос.
— Ну как зачем, — интонацией глуповатого простака отвечал Иоанн, — бумаги о тебе кое-какие принес. Должны же стражи порядка обладать достоверной информацией о преступнике! Способствую, как видишь. Да и другие делишки у меня с тобой. Конечно, я бы мог сюда не приходить и ничего тебе не рассказывать, но такое огромное желание имел с кем-нибудь поделиться своими задумками, что никак не смог его перебороть. Как говорится, очень неприятно, когда всю грандиозность твоих планов знаешь и оцениваешь по достоинству только ты. И так получилось, что лишь тебе могу открыться: другие превратно поймут. — он вновь улыбнулся.
— И что же я должен услышать?
— Многое! — за этим словом последовал меланхоличный вздох. — Ведь душа моя переполнена всякой всячиной! Я знаю, что ты смотришь на меня и видишь только кровожадного тирана, ненавидишь меня, призираешь. Не человек для тебя я вовсе, а некий образ, образ ужасного и отвратительного. Для всех вас я таков. Мне ли не знать? Почему же так? Только ли из-за моей суровости? Нет, это по меньшей мере всего лишь один из двух серьезных факторов, который, кстати, лишен права быть главенствующим. Да, именно так, не удивляйся! — слегка повышенной интонацией вставил Ларватус, заметив, что я скорчил недоверчивое лицо. — И дело тут в том, что есть еще кое-что — мы просто с тобою из разных классов. И так уж случилось, что мне довелось родиться в семье из более привилегированной касты. Знаешь, а ведь я, в бытность свою ребенком и подростком, думал, что мир просто идеален. Все заботы ограничивались рамками наслаждения и обучения. Люди кругом были такими счастливыми, красивыми, все у них ладилось и все у них получалось, если они брались делать что-то новое. Никто мне тогда не рассказывал, что по миру разбросаны города, полные человекоподобных монстров… Ты уж извини, но первая встреча с твоими собраться оставила именно такое впечатление. И вот жил я себе до юности в таком ласковом до умопомрачения блаженстве. Но крепчавший со временем ум прибавил наблюдательности и рассудительности. Сначала стал замечать политическое закулисье, мерзкое и отвратное, надо признаться — знаешь, вся эта борьба, конкуренция, притворство и тому подобное. Тогда-то и пошатнулась моя убежденность в идеальность человечества, хотя мать и отец всячески пытались оберегать меня от встречи со смрадом, но неизбежное в данном случае быстро восторжествовало… В общем, потом я узнал все, узнал на чем зиждется мое умиротворение и райская жизнь в Зоне 15.2. Думаешь, мне удалось все это легко проглотить? Нет! Терзали меня муки совести, пугало меня то, что делают мои сородичи, ведь меня же, совсем молодого паренька, почему-то никто не решил подготовить! Могли бы хоть Мальтуса дать почитать что ли, — он усмехнулся, отобразив тем самым свою иронию. — Я вырос на прекрасном, а жизнь мне предстояло прожить в нечистотах.
— Какого хрена ты мне все это рассказываешь?! Думаешь, что я разжалоблюсь и скажу «виноваты все они, но не ты»? Мне плевать, чем ты руководствуешься, я просто хочу, чтоб ты сдох! — выпалил я, будучи разгневанным его непонятно зачем рассказанной байкой.