Пришел я, никем не остановленный, на площадь в тот момент, когда судьи еще не было, однако все прочие участники трагикомедии уже собрались на сцене. Мне достаточно легко удалось отыскать Еву, преданно ждавшую меня вместе со своей мужеподобной подругой в указанном месте.
— Любовь моя, я здесь. — сказал я тихо, приблизив губы свои к уху слепой, а после легонько тронул ее за плечо. Ответная реакция не заставила себя долго ждать — девушка сразу же повернулась и прислонила свою голову к моей груди; мы обнялись, и мне от этого почему вдруг стало очень приятно.
— Как я рада, что ты пришел. — произнесла Ева.
Я отделался парой каких-то ласковых фраз, а потом сообщил ей, что здесь и сейчас начинается моя новая жизнь. Она поинтересовалась, как же теперь мы будем с ней видеться.
— Наиболее подходящим местом мне кажутся Шахты. — таково неофициальное название одного из почти незаселенных ныне районов нашего города. — Там я и осяду… — когда эта фраза была произнесена, я кинул быстрый взгляд в сторону помоста и узреть мне довелось, как к толпе выходит Иоанн Ларватус. Почему он снова берется проводит этот процесс? Неужели нет занятий поважнее или нет других поселений на планете? На самом деле все очевидно: в этом городе сосредоточены его интересы, и он не на столько глуп, чтобы покидать его в тот момент, когда игра уже началась.
Увидев судью, я вернул свой взор в прежнюю позицию и продолжил разговор со своей возлюбленной — не очень мне хотелось смотреть на все происходящее.
— Если, конечно доберусь, — следует продолжение моих слов.
— Понятно, любимый. — серьезно сказала собеседница. — Значит, туда я и буду приходить, надо только какое-нибудь конкретное место для встречи придумать.
— Ева, тут есть некоторая трудность. За тобой могут следить. — произношу я и слышу на заднем плане, как Ларватус приказывает очищаемому посмотреть на статую Иоганна Климента.
— С чего ты это взял, мой дорогой? — с небольшой долей непонятного мне изумления вопросила Ева.
— Не сложно представить такое. Не просто же так начали за мной следить. Видимо, изначально под надзором была ты. Отец или, что вероятнее, еще кое-кто приставил к тебе без твоего ведома полицейских, когда ты вдруг надумала стать путешественницей. Когда же рядом с тобой оказался я, то и для меня кто-то подготовил пару надсмотрщиков. Судя по всему, заправилой является никто иной как этот шут на помосте.
Как раз в момент произнесения последних слов, я снова обращаю взгляд на сцену и вижу, что раздетый пленник уже лежит на роковом столе, а Ларватус тем временем раскрывают свою злосчастную папку, содержащую приговор. Лица очищаемого мне не видать, так как тело бедолаги находится в горизонтальном положении. Я снова отвел свои глаза от приготовлений к демонстрации силы судебной системы, но тут до моих ушей донеслись следующие слова: «Справедливость снизошла. Мы, судия Иоанн Ларватус, верша упомянутую справедливость во имя всевеликого блага и с соизволения народа, налагаем чистое наказание на сего человека, имя коего Ипполит Рад. Члены его, причастные к убийству двенадцати сотрудников научного центра и к посягательству на жизнь и здоровье невинной девы, отныне перестанут существовать. Долгие годы обвиняемый, движимый преступными помыслами, скрывался от правосудия. Но возмездие настигло его, и сейчас он здесь, перед вами! Пускай же изречет свое последнее слово перед тем как очиститься. Говори, если есть что сказать!».
— Забавляйтесь! — лишь это произнес до боли знакомый мне голос.
Потом был врач со своим опиумом и несколько полицейских, растянувших конечности обреченного в разные стороны, а завершал церемонию тот же самый гигант со сплошным капюшоном на голове и с острой пилой в руке. Так было суждено сгинуть рукам, которые могли бы сделать счастливыми всех этих уродов, с таким любопытством смотрящих сейчас, как эти самые руки теряют связь с всегда контролировавшим их великим мозгом — ключом от двери в новый мир.
Мне жаль, что так случилось, отец. Мне жаль, что всему виною послужила моя беспечность и мне жаль, что остаток дней своих ты проведешь в страданиях и в печали по неисполненной мечте. Мне остается только надеяться на то, что ты скоро умрешь — смерть будет избавлением для тебя. Надейся и ты на это, тогда думы твои будут не столь грустными.