— Что кстати?
— Может быть, он тот самый Шир, которого на наших глазах чуть было не разобрала на части банда взбунтовавшихся червеобразных? Помнишь, я рассказывал тебе о восстании?
Квадратный кивнул.
— Ты думаешь, хромых Широв в городе раз-два, и обчелся? Я полагаю, достаточно, чтобы ты начал путаться в них, как в этих холмах.
— Но не все хромают в одной манере.
— У них вообще с пластикой не очень. — Старшина прикончил вторую кружку чаю и растянулся на своем спальнике. — В рукопашной, я думаю, они не многого стоят.
— В рукопашной и среди людей не все чего-то стоят, — признался Ростик, вспомнив, с какой легкостью необученных бойцов приканчивали двухметровые богомолы.
— Нужно больше учиться работать шестом, палкой, голыми руками... Если бы не шест, меня бы тоже не раз уже к праотцам отправили.
— Как это?
— Да богомолы эти... — Больше Квадратный ничего добавлять не захотел. Просто перевернулся на бок и стал разглядывать огонь. Аккуратное, небольшое пламя заплясало в его темных глазах, как речь негромкого третьего собеседника. — Не люблю я вспоминать ту пору, — признался он, помолчав. — Такое впечатление, что тогда не было ничего хорошего.
— Ладно, о войне не будем, может, о Чужом городе поговорим?
— Не знаю, — вздохнул Квадратный. — Я там не многое понял. Хорошо, что не мне докладывать об этом путешествии.
— Честно говоря, я тоже там не очень разобрался.
— Ради чего же мы туда ездили?
— Помнишь, Марамод нарисовал какое-то полотнище, которое опускалось на их город сверху?
Старшина кивнул, не отрываясь от огня. Ростик тоже перевел взгляд на крепкие, яркие языки пламени. Только сейчас он мельком подумал, что не стоило разводить костер на вершине. Огонь будет виден на этих просторах за десятки километров. Может быть, тысячам глаз они показали сейчас, что устроили тут ночевку, и кто знает, что подумают иные из тех, кто поймет это сообщение.
Квадратный шумно заерзал на своей куче хвороста, поднялся, нашел взглядом лошадей, которые дружно хрустели сухой травой шагах в десяти от костра, потянулся:
— Надо пригасить этот огонь, чем-то он мне разонравился.
Ростик вытянул руку, коснулся ствола автомата и, успокоенный, кивнул. Квадратный собрал алюминиевые миски, из которых они ели, ложки и кружки в одну охапку и пошел с холма, приговаривая:
— Ты засыпай, первую половину ночи я буду на стреме стоять.
Рост проводил его взглядом, а потом стал смотреть на низкий весенний небосклон. Более всего ему хотелось подумать о том приступе, который он пережил в Чужом городе. Что-то в нем было беспокоящее, что-то важное. Мимо чего никак нельзя было пройти. И все-таки Ростик еще не почувствовал ни одного сознательного сигнала из той каши образов и ощущений, которые испытал тогда. Он вообще не очень хорошо понимал свои состояния предвиденья, но был уверен, что со временем научится разбираться в них гораздо лучше.
Незаметно на него накатила сладкая дрема, предлагая телу стихнуть, как стихло все вокруг. А вокруг и в самом деле тишина стояла упоительная. Ее не нарушали, как бывало летом, кузнечики или цикады в свежей траве, это не была тишина осеннего вечера, когда умирающая листва и вянущие травы издают неповторимый шелест от малейшего прикосновения, в котором то и дело проскакивают жестяные тона. Сейчас Ростик мог слушать тишину, наполненную редким плеском ручьев, стекающих по склонам холмов и по дну овражков.
Вот только где-то совсем в отдалении звякнул алюминиевый котелок, в котором они кипятили чай, — должно быть, Квадратный хотел довести их посуду до немыслимого блеска...
Ростик сел, чистоплотность Квадратного не имела никакого отношения к тому, что там происходило. Теперь он понимал это совершенно отчетливо. Рука притянула автомат, правая легла на затвор, опуская предохранитель, но выстрелить Ростик уже не успел.
Откуда-то из темноты, раскручиваясь со звоном, словно струна, вылетела ременная петля и обвила его вокруг рук. Вторая такая же мгновение спустя захлестнула плечи. Обе удавки тут же сжались, не давая вскинуть автомат.
Ростик попытался было завалиться и выдернуть из темноты невидимых врагов, но те оказались умнее. Рывок... И Ростик уже слетел со своей кучи хвороста, упав в хлюпающую, грязную тьму, которая ударила его разом по ногам и голове.
Ростик почувствовал, что он катится по пологому глинистому склону, потеряв автомат, запутываясь в накинутых на него арканах, да так, что уже и дышать становится невозможно. Он рванулся вверх, к слабому пятнышку света, висевшему в туманном воздухе, — отражению их костра. Но откуда-то сбоку вылетел тупой конец копья, который с сухим треском воткнулся ему в голову, с левой стороны, чуть выше виска, и Ростик почувствовал, что погружается в болезненное, тяжелое беспамятство.
Он очнулся оттого, что кто-то толкнул его сзади. Оказалось, к его спине привалился Квадратный, потому что они были связаны арканом, да так, что ни один не мог шевельнуться, чтобы этого не ощутил другой. К тому же каким-то образом были прихвачены ноги, и ни один из пленников не мог выпрямить их. Любая подобная попытка приводила к весьма неприятным ощущениям. Ростик разлепил спекшиеся губы:
— Ты как?
— Сказал бы, что в порядке, но это будет преувеличением, — буркнул старшина.
Ростик усмехнулся. Несмотря ни на что, он не чувствовал, что им грозит серьезная опасность. Он испытывал то самое ощущение, которое делало его чрезвычайно проницательным и которое ни разу, сколько удавалось помнить, не обманывало его. Чтобы успокоить напарника, он сказал об этом старшине.
— Ну да, — отозвался тот, — повода нет. Сожрут тебя, отварив в нашем же котелке, тогда послушаю твои гипотезы.
— В нашем котелке не отварят, в него только чай на двоих и поместится.
— А они по частям, — предположил Квадратный. Ростик посмеялся про себя над старой шуткой, потом попытался найти отсвет костра, который висел в воздухе еще несколько минут назад. Он был уверен, что с момента их захвата прошло именно столько времени.
Но вокруг стояла почти чернильная тьма. Лишь где-то далеко позвякивал металл да тихо, подбадривая друг друга, переговаривались жеребцы.
— Коней бы не тронули, — сказал Квадратный. — Представляешь, если у кобыл ни одного жеребенка не появится. Что делать станем?
— А в городе больше жеребцов не осталось?
— Не знаю.
Ростик задумался. Теперь, когда он почти привык сидеть в седле целыми днями, терять коней, тем более насовсем, ему не хотелось.
— Раньше следовало об этом думать, — отозвался он. Как ответ на его слова из темноты вдруг возникла огромная фигура. Ростик потряс головой, тем не менее это ему не привиделось. Туша высотой крепко за два метра двигалась абсолютно бесшумно. На расстоянии чуть больше вытянутой руки Ростик не мог различить даже хлюпанья мокрой глины. Непонятный косматый зверь вдруг наклонился к пленникам, и его невероятно большие, выпуклые, совершенно темные, без признаков белков или радужек глаза оказались напротив Ростикова лица. Теперь не составляло труда понять, почему нападение оказалось таким успешным. И даже не костер послужил тому причиной. С такими глазами эти существа увидели бы их стоянку в полной темноте за много километров.
Может быть, они и в тумане умеют видеть, с завистью подумал Ростик. Огромная, шириной с небольшую канистру, косматая морда повисела перед ним, потом удалилась во тьму. А спустя пару мгновений судорожно дернулся Квадратный, уперевшись в Ростика острыми лопатками.
Только сейчас Рост понял, что на них нет кирас.
— Не беспокойся, — шепотом проговорил он. — Это только любопытствующий.
— А вид у него зловещий.
— Скорее всего, он считает себя писаным красавцем.
— Не знаю, кем он себя считает, — отозвался старшина, — но двигается так, что привидение может позавидовать.
Потом стало совершенно темно и тихо. Ростик попытался ощутить присутствие незнакомых косматых гигантов где-то рядом, но безуспешно. Должно быть, от этого напряжения, равно как и от нервного потрясения, вызванного пленом, он незаметно уснул. Впрочем, сон этот был беспокойным и раза три вообще становился прозрачным и тонким, как первый лед, когда Квадратный пытался его о чем-то спрашивать. Но Ростик лишь мычал и снова засыпал.