Выбрать главу

Первым желанием Сандры было скорее побежать домой и все рассказать маме. Она, конечно, так бы и поступила, но напоследок решила проверить, не прячутся ли пришельцы где-нибудь поблизости. Сандра глядела во все глаза, пока ее взгляд не вернулся к месту сражения: там что-то блестело, почти полностью засыпанное. Сандра присела, смела песок и увидела два кусочка не то стекла, не то слюды. Оба с ладошку величиной, оба неправильной, словно были от чего-то отколоты, формы. А вот цветами они различались. Один осколок был чернее черного и не отражал ни единого лучика света. Другой переливался великим множеством красок. Сандра, знавшая всего-то названия семи цветов радуги, понятия не имела, как называется большинство этих оттенков. Восхищенная, она быстро схватила осколки. Едва ее пальцы сомкнулись, внутри кулака ощутилась странная борьба, как будто две разнородные силы ожесточенно отталкивали одна другую, продолжая схватку испарившихся хозяев. Впрочем, на Сандру это не произвело никакого впечатления. Она еще не знала, что чудес не бывает, и приготовилась сказать осколкам что-нибудь сердитое, чтобы они прекратили ссориться.

Когда на нее упала тень, Сандра по-прежнему сидела на корточках. Она обернулась и увидела мальчика в белых трусах и газетной треуголке на бритой голове. Мальчику было столько же лет, сколько и Сандре. Его звали Патрик, а жил он через два дома направо. Как-то так вышло, что Сандра никогда с ним не играла, хотя видела довольно часто. Она выпрямилась. Патрик внимательно смотрел ей в глаза. Взрослый человек обязательно смутился бы от такого пристального рассматривания, но Сандра пока не умела и смущаться. Она с гордостью раскрыла ладонь. Патрик продолжал смотреть, как смотрел, потом перевел взгляд на то, что показывала ему соседка. Он какое-то время рассматривал черепки, а затем неожиданно, без предупреждения, ударил Сандру по руке. Те вонзились в песок, Патрик оттолкнул Сандру - не больно, но грубо, - опустился на колени и, не долго думая, схватил цветное стеклышко. Оно, конечно, сильно выигрывало в сравнении с черным, и в том, что Патрик выбрал именно его, не было ничего удивительного.

Потрясенная Сандра не двигалась с места. Обычно отчаянно храбрая, она, без сомнения, при иных бы обстоятельствах задала ему ту еще трепку, но тут растерялась. А Патрик принял ее молчание как должное. Зажав в кулак разноцветный осколок, он встал с колен и быстро зашагал прочь. Он ни разу не оглянулся, уверенный, что никто не посмеет его преследовать. И рассчитал он правильно: Сандра, собравшаяся было возмутиться, передумала. Она решила, что, может быть, так и положено, и цветное стеклышко Патрику очень нужно. А если человеку что-нибудь очень нужно - что ж, пусть забирает. Хватит с нее и оставшегося. Тем более, что черный осколок тоже таил в себе нечто загадочное, нечто настолько интересное, что надо бы с ним разобраться. Странно - почему он все-таки не отсвечивает на солнце и только поглощает свет, ничего не отдавая взамен?

Поглощенная этими мыслями, Сандра чуть не забыла корзинку с верными друзьями. Она вспомнила о них уже на полпути к дому, остановилась, обернулась: слон, котик и пес укоризненно глядели ей вслед. Недоумевая, как так могло получиться, Сандра вернулась, взяла в охапку дружную компанию и, баюкая всех сразу на ходу, направилась домой, где мама уже собирала на стол.

Сандра ни словом не обмолвилась о том, что произошло на берегу. Мама наверняка подумает, что ей напекло голову. Влетит же ей тогда за шляпу!

. . . А вечером черный кусочек черного чего-то куда-то закатился, потом опять нашелся, был спрятан в коробку для игрушек, и к следующему утру Сандра о нем позабыла - на долгие годы.

ГЛАВА 2

МАЛЬЧИК ЧЕРНИЛ

Патрик распахнул окно, и несколько мух, утомленных знойным полднем, ворвалось в прохладную комнату. Их тупое жужжание было единственным звуком, прилетевшим снаружи: раскаленный Святопавловск беспомощно молчал. Миновал не один год с того дня, как Патрик покинул сонное бездумное побережье и перебрался в Народный Лицей, где его обучали наукам и правилам хорошего тона. Это было заведение для выходцев из бедняцких слоев общества. Воспитанники Лицея получали шанс возвыситься до уровня среднего класса и стать одним из тысяч и десятков тысяч мелких служащих - в лучшем случае. От лицеистов требовались главным образом прилежание и умеренность во всем - то есть то, на что Патрику было - тоже в лучшем случае - наплевать. Он ни секунды не сомневался, что стоит намного дороже, и тайно, когда никто не видел и не слышал, проклинал родителей за их убогую фантазию, из-за которой они и сами не добились в жизни успеха, и наследника обрекли на убогое, серое будущее. Себя, впрочем, он тоже не любил - себя нынешнего, одетого в то, что именуется "second hand", плюгавого, с жидкими прямыми волосами, раз и навсегда выбеленными солнцем, да впридачу еще и покрытого с недавних времен россыпью прыщей. Не лицо, а добрый огород в урожайную пору! Патрик часто подолгу простаивал перед зеркалом, изучая ненавистное седое отражение, пока не принимался с остервенением выдавливать прыщи, раздирая ногтями кожу. Брызги гноя оседали на стекле, а Патрик продолжал свое занятие, страдальчески ожесточаясь: ну и пусть! пускай, так и надо! - твердил он шепотом, глядя, как отражение все больше покрывается отвратительными потеками. Таким он и должен быть, поделом. Отраженное лицо, горько скалясь из-под мутных разводов, полностью отвечало представлениям Патрика о себе самом. Но это самоуничижение прекрасно уживалось с уверенностью, что он достоин всех богатств мира просто по праву рождения на свет.

Сегодня Патрик прогуливал урок - один из тех, что вел очень старый, выживший из ума магистр, вечно витавший в облаках и воображавший себя античным мудрецом, находящимся где-то в банях в окружении сонма восторженных учеников-переростков. В него плевали промокашкой, ходили на головах блаженный старец ничего не замечал. Итак, Патрик распахнул окно, и солнце жарким комом ввалилось в его каморку. Патрик встал на четвереньки, пошарил под шкафом и вытащил плотно закупоренную банку с тремя живыми, обмякшими от ужаса и духоты лягушками. Сняв крышку, он ловко подцепил одну из них пинцетом за лапу и снова задраил банку. Поднявшись на ноги, он прошел к подоконнику и положил лягушку на солнце. Затем Патрик опустил руку в карман и вынул громадное увеличительное стекло. Слегка прищурив глаза и сделавшись чрезвычайно внимательным, он расположил стекло в нескольких дюймах над вырывавшейся лягушкой, чтобы солнечные лучи сложились в один лучик - острый и жаркий. Патрик вовсе не желал лягушке зла, она не сделала ему ровным счетом ничего плохого, его всего-навсего крайне занимало, что произойдет дальше. О том, что лягушке этот опыт может быть совсем не интересен, он не думал и был бы весьма удивлен, когда бы кто-то удосужился намекнуть ему на это.

Как только жжение стало невыносимым, лягушка забилась, тщетно пытаясь высвободиться. Патрику стоило больших трудов удержать ее на месте. Сопротивление дурацкой твари раздражало его. "Чем бы ее пристукнуть - не насмерть, а чтоб успокоилась? "- Патрик повертел головой в поисках подходящего орудия. В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел его сосед, лицеист Додо, очень толстый и надоедливый.

- Что это ты задумал? - спросил он с ходу, направляясь к Патрику. Патрик, никого не ждавший, ослабил хватку, и лягушка из последних лягушачьих сил прыгнула в окно.

- Черт! - закричал Патрик, бросаясь животом на подоконник и свешиваясь вниз. Додо немедленно пристроился рядом. Но, как они ни всматривались в далекую булыжную мостовую, лягушку найти не смогли. Огорченный Додо сполз с подоконника и тут же снова повеселел, увидев банку с пленницами.

- Э-э! - радостно сказал он. - Вот же еще две сидят!

- Этих - варить, - сердито буркнул Патрик, швыряя лупу на стол. Додо, прилипчивый и недалекий, пригорюнился. Его надежды рушились: он пришел с целью выпросить у Патрика детские игрушки, которые тот хранил в обувной коробке под кроватью. Разумеется, не насовсем - Патрик никогда и никому ничего не дарил. Но теперь Додо сомневался, что Патрик одолжит ему свои талисманы даже на полчаса. А ему не хватало как раз трех фигур: без их участия силы двух игрушечных армий, уже выстроенных друг против друга в игротеке, были неравными. Делу могли помочь Хищный Динозавр, Галактический Военный Робот и Танк, но именно их Патрик почему-то считал амулетами, приносящими удачу, и другим показывал редко. Додо не помнил, чтобы тот хоть раз давал их кому-то играть, а уж сейчас. . . Додо, однако, был еще и упрям, и от замыслов своих отказываться не собирался.