Меня напугало выражение ее лица, и я отступила, железные прутья впились в позвоночник.
– Надо было вытащить Лейси отсюда до того… – Она замолкла. Стоящие у машины дочки навострили уши.
– Кого? – тихо спросила я. – Что случилось?
Она не объяснила. Я для нее больше не существовала. Она вошла в ворота и поднялась по ступенькам. На мой звонок так никто и не ответил, поэтому я проскользнула внутрь, пока ворота не заперлись, и пошла за женщиной, таща за собой чемодан.
Девочки – полагаю, сестры Лейси (теперь передо мной сложилась картинка этой семьи) – поставили коробки в машину и с заплаканными лицами побежали вверх по ступенькам, с жуткой решимостью перебирая ногами. Они влегкую меня обогнали, и я в одиночестве добралась до крыльца.
Дверь была открыта, и я вошла в дом.
– Эй?
За моей спиной захлопнулась дверь. Тело защекотало от ощущения, что за мной кто-то наблюдает, но я не видела кто. Женщина и ее дочки, казалось, куда-то пропали в приглушенном свете помещения.
Моим глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к такому освещению. Первым делом я отметила огромную гостиную, окутанную тенью. После знойного дневного света темнота выбивала из колеи. Хрустальная люстра с потолка отбрасывала на стены блики. Широкая извилистая лестница устремлялась вверх и исчезала в темноте верхних этажей. Наверное, именно там скрылись мама и ее дочки. У двери, словно часовой, стояла настолько высокая декоративная ваза, что я легко могла спрятаться в ней. Она, вероятно, стоила больше машины. У меня вдруг разыгралось воображение: я представила, как размахиваюсь бейсбольной битой и разбиваю вазу, уничтожаю то, что стоит дороже меня. Я делала такое прежде. Волна злости испарилась так же быстро, как и накатила, оставив меня на старинном ковре с золотистыми переплетениями. Здесь я буду другой.
Мне все казалось странным образом хорошо знакомым – потому что я это помнила. Мама описывала мне этот ковер – сказала, что ходить по нему – это словно ходить по голове тигра… Хотя прошло уже почти два десятилетия с тех пор, как она ступала по нему. А ковер все так же, как и тогда, укрывал пол.
Слева находилась закрытая дверь, напротив темный коридор, а справа большая открытая гостиная с огромным пианино и обшитой бархатом мебелью – все золотистое. На всех полках стояли хрупкие фигурки, перламутровые ракушки и другие безделушки, будто здесь расположился забытый музей. Дело не в том, что время здесь остановилось – иначе воздух не был бы настолько спертым от жары, а поверхность ковра в пятнах, – а в том, что никто десятилетиями не признавал, что время вышло из этого дома.
– Не трогай, – раздался голос.
Я проходила мимо стола и вела рукой по его поверхности, прикасаясь по ходу к декоративной коробочке из расписного фарфора и стоящему рядом декоративному слоновьему бивню – как я предполагала, ненастоящему. Я отдернула руку, но все еще чувствовала его – этот клык не декорация. Он был не холодным и древним, как окаменелость, а гладким и теплым, как кожа.
Я развернулась и обнаружила устроившуюся в кресле из золотистого бархата, стоявшего перед темным камином, девушку. Еще миг, и моя рука схватила бы и прибрала один из этих предметов. Если бы она не заговорила, я бы уже засунула что-нибудь в свою сумку.
Подлокотники и спинка кресла были высокими и обхватили ее фигуру полукругом. Она скрылась за книгой. Я отметила отсутствие названия на обложке, как на лицевой стороне, так и на корешке. Поверхность книги была мягкой, из золотистой ткани на тон темнее мебели.
– К сувенирам нельзя прикасаться, – произнесла она за книгой.
– Я не знала, прости. Эй, ты не знаешь, с кем мне поговорить насчет комнаты?
После моего вопроса она осторожно опустила книгу, скрывая ее содержание. Ее лицо было бледным, а челка опускалась так низко, что проглатывала брови. Она поднялась с кресла – и оказалась больше, чем я думала. Встав в полный рост, она выглядела внушительно и завидно решительно. Я едва доходила ей до плеч.
– Ты кто?
Она с приглушенным грохотом кинула книгу на кресло, подняв облако пыли.
Я заметила, что она внимательно следила за моими руками, точно раскусила меня. В этой комнате было очень много небольших безобидных вещичек – слишком много. Мне казалось, они даже не заметят отсутствие одной из них.
– Я – Сабина, – представилась я, неловко протянув ей руку. Пустую. – Но можешь называть меня Биной. Меня так все называют.
Она не взяла ее.
– И тебе это нравится?
Я моргнула.