— Это уже не ваша забота, Константин Григорьевич, вы свое дело сделали, золотую медаль отхватили, да еще где — в самом Будапеште! Тесть-то ваш знает про медаль?
— Еще нет.
— Вот обрадуется старик!
К дому, где доживал свой век Тома Виеру, подкатила «Волга». Из нее вышел Константин Григорьевич со свертком в руке и направился к калитке.
Девяностолетний тесть заметно усох, но держался прямо. Он взял протянутый зятем бокал с рубиновым вином, покрутил в дрожащей ладони, отпил глоток, подержал во рту, проглотил, посидел с открытым ртом, словно ожидая чего-то, и поставил бокал на стол.
На лбу Константина Григорьевича проступили крупные капли пота. Он ждал приговора.
— Это вино! — сказал тесть.
Константин Григорьевич вытер лицо платком, подошел к старику, обнял за плечи:
— Спасибо тебе, тата! Я ведь и на пенсию, можно сказать, из-за этого проклятого вина не выходил! Но верно говорят: не боги горшки обжигают! Ну, а ты как? Может, к нам бы перебрался, а, тата? Чего бобылем в твои-то годы? А так бы мы вместе, по-стариковски, а? И потом у меня все удобства, что ни говори, а в нашем возрасте…
— Благодарствую, Костаке, — проскрипел тесть. — Мне и тут неплохо, Фросика каждый день заглядывает, помогает. Внуки и правнуки наведываются. Максимаш чаще других забегает, все про лозу выспрашивает… Ты вот что, Костаке, — старик потянулся к бокалу, — не давай вину задубеть. Ты, видать, за цветом красивым гонишься, а вино дубеет. Облегчить его надо чуток, чтоб оно душу свою раскрыло…
Дрогнул голос у Константина Григорьевича:
— Вот вы, тесть уважаемый, о душе вина моего печетесь, а что мою душу всю жизнь травите — этого не замечаете. А вы знаете, что это самое вило обскакало все заморские вина?
— Так на безрыбье, Костаке, и рак рыба, — хрипло хихикнул старик.
— Ну, знаете!..
И Константин Григорьевич — в который раз! — покинул дом тестя с твердым намерением больше туда не заглядывать.
За окном взревела и укатила машина. Старик отхлебнул еще один глоток, подождал с открытым ртом и задумчиво проскрипел:
— Дубеет. Как пить дать, дубеет.
«Волга» нырнула под арку с надписью: «Виноградарско-винодельческий совхоз-завод «Букурия».
Константин Григорьевич в своем кабинете спешно приводил в порядок бумаги: одни рвал и бросал в корзину, другие раскладывал по разноцветным папкам. Увидев на пороге увешанного фотоаппаратами Джику, он властно крикнул:
— Кругом — марш!
Вспышка магния, щелчок. Однако директор успел прикрыть лицо рукой.
— Напрасно вы, Константин Григорьевич, — усаживаясь в кресло, сказал Джику. — С журналом я договорился, дают целый разворот. И заголовок я придумал оригинальный: «Династия продолжается».
— Джику, ты хочешь, чтобы я вывел тебя за ухо?
— В общем, ухо у меня тренированное…
Вспышка, щелчок — и Джику ухитрился сделать нужный снимок.
— Отлично! На всю страницу вы вот так, как сейчас, рвете бумаги, подтекстовка: «Генеральная уборка»… А на правой странице ваш сын Петр Константинович сидит на вашем месте, просматривает бумаги…
— Которые я порвал? Не морочь мне голову, Джику, у меня времени нет. Иди, дорогой.
— Джику сделал свое дело, Джику может уходить. Предпоследний вопрос, Константин Григорьевич: можно к вам вечерком заглянуть?
— Торжество будет сугубо семейное, так что…
— Спасибо за приглашение… И последний вопрос: вы по доброй воле уходите на пенсию или как?
В дверь заглянула секретарь:
— Все в сборе, Константин Григорьевич!
— Иду, иду.
Когда дверь закрылась, он тихо сказал:
— Хочешь истину? Устал я.
— Физически или морально?
— Чертовски. Чертовски устал, Джику.
Щелкает и щелкает затвор фотоаппарата. Серия стоп-кадров: Константину Григорьевичу вручают приветственные адреса; вешают на шею огромную медаль — копню золотой медали, которой удостоилось марочное вино совхоза-завода на международном конкурсе в
Будапеште; Константин Григорьевич передает своему сыну Петру Константиновичу символический ключ от совхоза-завода; смеется Петр Константинович: ключ оказался замаскированным штопором; невесело глядит Константин Григорьевич.
Последний стоп-кадр оживает. Константин Григорьевич обвел невеселым взглядом участников застолья. Вся семья была в сборе, кроме тестя. Зато был один лишний — Джику.
По правую руку виновника торжества сидела его жена, Ефросиния Томовна, холостой сын Тома, дочь Прасковья с мужем Юрием и детьми Дэнуцем и Родикой. По левую руку — старший сын Петр с женой Аурелией, детьми Максимом и Марикой, старшая дочь Агафья с мужем Виталием и сыновьями Костелом, Ионелом и Марчелом. В самом конце стола сидела младшая дочь Аника и ее ухажер Джику. Между ними стоял стереоэлектрофон. Аника отвечала за музыкальную часть и сейчас поставила что-то в стиле «диско».