— То и желудок извел, — опять подварчивает тетка Липистина.
— Как бы не так! Мясом и извел. Щами твоими скорей изведешь, — перечит дед Егор.
Я стараюсь увести их от этой опасной темы разговора.
— А помните, с такими загибульками стряпали? — обращаюсь я и завиваю веревочкой кромку кругом пельменя, похожую на кольцо Сатурна.
— Как же! — говорит тетка Липистина. — Вот Петька наш приедет, он мастер был на это. Он такие пельмени рифечеными звал.
И тетка" Липистина показывает, как делался «рифеченый» пельмень. Руки у нее проворны, как у большинства крестьянских женщин. Мгновение — и по ободку пельменя пробежали, семеня, узловатые пальцы, и он стал теперь как бы с кружевом.
— А помните, счастливые пельмени делали? — спрашивает дед Егор. — Один с углем стряпали, другой с полтинником, третий — с тестом… И на каждый что-нибудь загадывали.
И вот уже завязывается разговор о том, как прежде стряпали пельмени в нашем селе, кто был мастаком в этом деле и кто мог их больше всех съесть в один присест… Тетка уточнила, однако, что раньше пельмени делали только мясоедом, считай, раз-два в году. Может, потому и нажимали Любители, не щадя живота, что до новых больно долго ждать приходилось.
Я посматривал в окно на ясный высокий месяц, ставший сегодня совершенно круглым, полным, слушал, как закипает вода в чугуне на раскаленной плите, и думал, что просто невозможно представить сибирскую зиму без пельменей. Сама эта веселая стряпня за столом, когда заняты все от мала до велика, тишина и уют тепло натопленной избы, потрескивание дров в печи, их сухой березовый запах — все это располагает к неторопливому доверительному разговору, воспоминаниям, размышлениям…
Зимой пельменей стряпают помногу. Их можно заморозить и хранить сколько угодно. Удобное блюдо, что и говорить. Бросил горсть в кипяток — через десять минут готово. Тетка Липистина любит, чтобы в фарше было немного капустки.
— Люблю, чтобы с кислинкой и похрустывало, — говорит она.
Вот мы настряпали уже второй противень. Оба вынесли в сени на мороз.
— Ну, теперь осталось нагнуть на ужин, — говорит дед Егор, и в голосе его слышится радость, что близится конец стряпне, которую он считает унизительной для мужского достоинства.
Теста и впрямь осталось на одну раскатку. Тетка Липистина быстро откидывает в муку последние галушки и вскоре дед, опередив меня, берет последний сочень. Мы обиваем муку с рубах, убираем с колен рушники и идем мыть руки.
А на столе между тем уже появились тарелки с дымящимися, блестящими и словно улыбающимися пельменями. Дед Егор разливает перцовку. Хотя тетка Липистина не очень балует его настойками да наливками, но под пельмени можно.
Поют полозья по Руси…
Теперь редко кто в деревне за дровами на лошади ездит, тем более — зимой. Дрова теперь возят на тракторах, в летнюю пору. Даже новое слово появилось — волок. Что за волок? А просто несколько лесин, хлыстов, очищенных от сучьев и связанных по вершинам в огромный пучок, или вязанку. Зацепляет трактор тросом такую вязанку и волочет по земле. Отсюда и волок..
Но мы с дедом вынуждены ехать на лошади, у нас особое задание. Мы должны привезти дров именно сейчас, в январе, причем привезти их так немного, что о тракторе и заикаться стыдно. Может, старикам топиться нечем? Как бы не так! Три поленницы стоят вдоль забора — одна за одну заходит. И сухих, и сырых дровишек вдосталь — березовые, гладкие, самые что ни на есть отличные.
Вся недолга в том, что тетка Липистина задумала сделать домашнюю колбасу и подкоптить ее.
— Люблю, чтоб с дымком колбаса была, — говорит она.
А для копчения, известно, березовые дрова не идут. Здесь обязательно нужны таловые, то есть из талины — дерева, прямо родственного иве. И желательно, чтобы талина та была сухой, валежной, тогда она больше дыму даст, своего наилучшего запаху для копчения колбасы.
Наспех завтракаем, надеваем шапки, фуфайки, поверх фуфаек длинные собачьи дохи, пестрые и такие лохматые, что от одного их вида становится жарко. Тонкие вязаные варежки для. работы в лесу кладем в карман, а на руки в дорогу надеваем шубинки — рукавицы из овчины ворсом внутрь. Шубинки теплы, как печки, но работать в них нельзя, от снега они размокнут, а когда высушишь, скомкаются, затвердеют и станут ломаться.
Вот теперь у нас экипировка надежная. И сорокаградусный мороз нипочем.
Выходим во двор. Султан мечется на цепи, как угорелый. Увидел, что лошадь стоит за воротами и забеспокоился, как бы дед без него не уехал. Надоело Султану на привязи, да и холодно, побегать хочется, промяться, погреться, белый свет посмотреть.