ки... Берегите руку, не делайте резких движений... Заживление в течение пяти часов... Когда у меня рейс на Москву? Сегодня ночью? "У вас странный ник..." "Обычный" "Это и странно. Вы не любитель дешёвой романтики" "Два дня назад на форуме выступил некий господин с ником Демон. Юноша пубертатного возраста. Избыток половых гормонов..." "Почему так решили?" "Чувствует себя ужасно крутым. Не знаю правда, кого он там решил ужасать... Но, похоже, муравьи в штанах толкают его на подвиги. Едва ли он осознаёт себя юным и глупым" "Почему вы решили, что он юн и глуп? Его образ - усталый странник на краю Вселенной. Мудрец, проживший долгую жизнь..." "Старец, пропагандирующий философию нигилизма? Это нонсенс! Мудрец не может быть нигилистом. Хотя бы из уважения к своему "Эго". Старики любят жизнь. В отличие от молодых, им есть что терять. Они не склонны подвергать Вселенную столь суровой ревизии" "Разве в этом мире есть что-то, достойное существования?" "Ну... Например - я" "Вы уверены?" "Абсолютно" "Вот видите, эгоизм излечивает от нигилизма. В подлинном нигилизме всегда есть некая идею самопожертвования. Таким образом, то, что обыватели называют "террор" - есть нигилизм, содержащий в себе идею самопожертвования, достигшую наивысшей точки развития. Каково?" "Смело. Для дискуссии" "Двинемся дальше. Террор для безнадёжно замкнутого в себе индивидуума с комплексом законченного социопата - это самый эффективный способ разгерметизации. По сути дела, это единственная возможная для него форма социальной активности. Всё остальное - гниение заживо в саркофаге собственного дома. Принято?" Второй час чата. Линия перегружена. Пауза. Пауза. Пауза. "Принято?" Видят. Всё видят. Насквозь. Сквозь окна. Пауза. Смерть. Луна. Словно изморось легла на стекло. Дымка, схваченный морозом туман. Овал иллюминатора в круге тонкого льда. Вершины гор, посыпанные серебряным порошком, струящимся течением ночи затянуты под крыло, словно под плывущий по небесному озеру плот. Облака белыми лентами свисают с обрывов; колышутся, колеблются, волнуются в потоках неспокойного чёрного воздуха. Луна, на мгновение спрыгнув с неба, скатилась по ослепительно блеснувшему склону, слетела в долину, нырнув с головой в бьющуюся волной о край обрыва темноту; вновь взлетев вверх, пронеслась рассыпающим искры холодным серебряным шаром по насту крутого склона с другой стороны равнины, и, оттолкнувшись от острия схваченной льдом вершины, вновь прыгнула в небо. И засветила там ровно, по ночному неспешно. Словно и не было ничего. И висела она так с начала времён недвижно, мёртво. "Меня не обманешь" прошептал я. "Ты не спишь... Не спишь..." Луна хочет казаться мёртвой. Но она спускается на землю. Я это видел однажды. В детстве. Луна висела низко, над самой крышей дома. Если бы я мог подняться на лифте на самый верх, до девятого этажа, по короткой лестнице добраться до люка, ведущего на крышу, открыть его, пробраться наверх, встать у перил на самом краю крыши и вытянуть руку вверх... Высоко, высоко, насколько это можно... Подушечки пальцев заледенит студенисто-синий воздух, и ногти царапнут по зимнему, холодному, пыльному шарику луны. А если подпрыгнуть вверх и ладонью... - Вроде, на крыло лёг, - заметил мой сосед. - Что? - спросил я. - Самолёт на крыло лёг... Сосед пьян. Он непрестанно прикладывается в плоской чёрной фляжке, которую достаёт из закреплённого на поясе футляра. Сделав глоток (он высоко запрокидывает голову... видно, фляжка почти пуста), зажмуривается на мгновение, резко выдыхает воздух - и снова прячет фляжку в футляр. Минуты через две достаёт её - и снова подносит к губам. Сбоку на фляжке закреплён маленький компас. Иногда сосед вспоминает о нём - и тогда, плотно закрутив пробку и развернув фляжку к приглушенному свету ламп в проходе пассажирского салона, смотрит внимательно на линованный азимутами кружок, шевелит губами и рисует указательным пальцем в воздухе загадочные фигуры. - Витя, перестань! - строго говорит ему супруга. Она сидит у самого прохода между рядами кресел (кажется, она боится летать, иллюминаторы внушают ей страх - она старается держаться от них подальше). Сосед, протягивая фляжку ближе к свету, опирается локтями ей на колени и едва не ложится на них животом. - Перестань! Что ты там видишь? Сиди спокойно, не доводи меня! - На северо-запад летим, - с видом бывалого штурмана сообщает сосед жене. - Боже мой! - она всплёскивает руками и резко толкает его в плечо. - Сядь ты наконец! Я и так знаю, что не на юго-восток! Пятый час уже эта пытка, когда же прилетим то... Сосед, сопя обиженно, откидывается на спинку кресла. Молчит минуты две. Потом, не выдерживая одиночества и покоя, поворачивается ко мне. Толкает локтем в бок. - Ты это... Тоже отдыхал, что ли? Я киваю в ответ. - А без загара что-то,.. - тянет сосед, с сомнением разглядывая белую мою кожу. "Поближе двигайся" проносится у меня в голове неожиданная мысль. "Ближе... Ты будешь первым... Одним из первых" По моим расчётам, ампула растворилась три часа назад. Я уже опасен. Каждый мой выдох - порция яда. Ближе, ближе... Интересно, сколько крови вытечет из этого толстяка? - У меня кожа солнце плохо переносит, - отвечаю я. - А чего на юга тогда летал? - недоумевает сосед. - Купаться, - поясняю я, и закрываю глаза. До чего же зловонное у него дыхание! И этот запах пота... От него тошнит. - Да, у нас-то реки замёрзли, - глубокомысленно замечает сосед. - А вот... - Вить, не приставай к человеку, - обрывает его супруга. - Кто пристаёт-то? - искренне удивляется Витя. - Ты! Поспи, наконец, тебе же на работу завтра. Прям с аэропорта поедешь. Как на сотрудников будешь смотреть? Глаза как у кролика! - А по херу! - Витя машет рукой и тянется к фляжке. - Я директор... бля! Они мне... - Не ругайся! На тебя уже люди смотрят. - И люди по херу! Выпьешь? Он протягивает мне фляжку. "Ну, ты сам напросился" В других обстоятельствах я бы, конечно, отказался. Но сейчас... "Ускоренная репликация. Все жидкости тела..." - Выпью. Я забираю фляжку, делаю глоток. Коньяк. Крепкий. "Спиртовые растворы не гарантируют дезинфекции... Вирус устойчив..." - О, наш человек! Сосед улыбается. - И я глотну. - Вить, там полбутылки было. Прекращай. - "Мартель", Нинк! Хрен прекратишь! На стали горлышка, на плотной резьбе - тонкая плёнка моей слюны. Пей, Витя, пей. Ты и я - одно. Поцелуй от меня супругу. ...Если ладонью накрыть этот шар, то можно подтянуться, схватившись за него. Луна так прочно закреплена в воздухе, что выдержит любой вес. И, подтянувшись, можно забраться выше и сесть верхом на Луну. Главное - держаться за неё руками. Крепко держаться. Луна может качнуться под порывом ветра. И тогда можно упасть. Падать так высоко - выше, чем с девятого этажа. - Я капитан ****ского катера! - заявил сосед и стукнул кулаком по спинке стоявшего перед ним кресла. - У меня и фуражка есть... Спинка качнулась и послышалось недовольное сопение. - Чё? - уточнил Витя. - Он иностранец, - пояснила супруга. - Сама видела - он в аэропорту пиво брал. Узкоглазый. Японец, видно. Вот люди пиво пьют, культурно, и не то, что ты... - Это я тут иностранец! - заявил Витя. - Пусть терпит! - I'll call a stewardess, - пообещал скрытый спинкой кресла пассажир. - Чё? - переспросил Витя. - Он стюардессу вызовет, - пояснил я. - И чего? - Хулиганство на борту воздушного судна. Посадят самолёт где-нибудь в промежуточном аэропорту и счёт потом выкатят. - ****ь-копать! - возмутился Витя. - И большой счёт? - Вить, он кнопку нажать хочет, - предупредила наблюдательная Нина. - Это... не хрена! - Витя замахал руками. - Слышь, братан! Нечего жать тут! Пассажир в переднем кресле приподнялся и, повернув голову, посмотрел пристально (и даже как будто оценивающе) на Виктора. Тот дружелюбно развёл руками и потом, соединив ладони замком, потряс ими в воздухе. - Мир! Дружба! Пассажир погрозил пальцем и сел на место. - Пронесло, - зашипела Нина. - Слышь, пловец, - Виктор подмигнул и толкнул меня локтем в бок, - а ты чего, понимаешь по-японски то? - Он по-английски говорил, - ответил я. Так не хотелось разговаривать с ним! От одного только лицезрения этой добродушной и дружелюбной рожи к горлу подкатывала тошнота. Но я уже не мог полностью принадлежать лишь себе. Я уже выполнял миссию. Я выполнял работу. И частью этой работы было общение. Со всеми. Со всеми! Никто не должен был избежать моего общества, никто. - А ты и по-английски можешь? Ни хрена ж себе! Нинк, вот человек! - Да ты пей уж лучше, чем молоть всякую... - Чего не так то?! - У тебя на фирме мало таких? Тоже мне... Его супруга смотрела на меня уже с явной неприязнью. Может, ей казалось, что я буду набиваться её мужу в компаньоны? О, знала бы она, какой подарок я им только что сделал! Не так бы сейчас на меня смотрела... А чтобы, собственно, она сказала тогда? Скажем, её отравили минуту назад. И она узнала об этом. Простой, тупой, удовлетворённый жизнью до полной задроченности обыватель - так ли уж испугает тебя яд? Что скажешь ты? "Ну не *** себе!" Да, это чем-то похоже на клизму. Очистительную. Кал сползёт по кишечнику вниз. Будет легче дышать. И тогда ты наберёшь воздуха (так что заболит распираемая растянутыми мешками лёгких грудь) и выкрикнешь: "Н-И-И-Х-У-У-Я-Я-С-Е-