аз сделавшуюся видимой нелепость моих страданий. Но если бы и понял... Что тогда? Разве мог я придумать тогда лечение для себя? То лечение, которое меня спасло? Нет, я ещё не был готов. Мне ещё предстояло... Дверь ещё не была открыта. Я сделал глубокий вдох. "Раз, два!.." На "три" - надо было швырнуть её подальше. Чтобы не выплыла! - Отойдите от воды! Пожалуйста! Женский голос. Взволнованный, отрывистый, резкий. Звук, похожий на вскрик. Я замер. Кто это? Она стояла за моей спиной, смотрела на меня и просила отойти от воды. Просила или... требовала? - Отойдите, я прошу! Просила! Просила меня отойти от воды. Неужели кто-то ещё боялся за меня? Неужели кому-то было не всё равно, подвергаю ли я себя опасности, проделывая странные манипуляции на краю старого паркового пруда или нет? Возможно, она решила, что мне нужна помощь. Странно! Помощь... Нет, помощь нужна не мне, а этой... - Между прочим, - ядовитым и высокомерным тоном заметила Железная Птица, - я тяжёлая. Ты уже устал меня держать на вытянутых руках. А сейчас появился свидетель... Кстати, девушка, как вас зовут? - Как вас зовут,.. - механически повторил я (совсем уже смутившись и смешавшись от внезапного появления этого... этой... как назвать? свидетельницы? в общем, мне всегда было трудно, дьявольски трудно общаться с людьми, просто разговаривать с ними, даже смотреть на них... даже в самых обычных обстоятельствах, а тут... смотрел вверх - и верхушки деревьев вдруг закрутились каруселью... я спросил...). - Что? - Как зовут... - Боже мой, да отойдите же от воды! У вас уже ноги по льду скользят! Птица, извернувшись, неожиданно клюнула меня в руку, пробив насквозь куртку. Я застонал и, покачнувшись, потерял равновесие (и впрямь гладкие подошвы не по сезону надетых летних ботинок скользнули по льду), успел отшвырнуть заверещавшую от страха птицу в воду... ...И упал на спину, больно ударившись затылком о промёрзшую, тяжёлую, пахнущую погребной сыростью землю, смешанную с колотым серым льдом. И ещё, помню, успел удивить тому, что так и не услышал всплеск от упавшей в воду птицы. И красноватые струйки потекли по молочному небу. - Да вставайте же! Какая разница, как меня зовут?! Катя! И тут я услышал... Скрежет и тонкий, словно от зуммера, звон... - Девушка! Чёрт! Птица! Гадина уцелела! Но я же бросил её в воду. Я держал её прямо над водой. Я не мог не добросить! Всё те же, уже знакомые мне, до боли знакомые лапы с перемазанными грязью пальцами и обломанными ногтями вместо когтей. Птица, волоча тяжёлые свои крылья, приминая ими слабую, соломенную, пожухлую, тонким снегом присыпанную траву, подошла ко мне и присела рядом, привалившись колючим своим боком к моей щеке. Словно Железная Птица искала примирения или просила запоздалой пощады. - Птицы умеют летать, - гордо заметила она. - Вы что, сознание потеряли? - спросила Катя. И склонилась надо мной. Только тогда я впервые увидел её лицо. Красивая. Блондинка со светло-голубыми глазами. Волосы такие лёгкие... Похожи... - Девушка, - с притворным беспокойством заметила птица, - вы его не поднимайте! А то он и вас утопит! Вы-то точно летать не умеете. Он больной! Псих! Он опасен! Я вам всё про него расскажу! ...похожи... - Я видел! Куртку на себе порвал, и утопиться хотел! Держи его! Медовые шторы и солнце за ними. Шторы метут по полу. Я проветривал комнату и забыл закрыть форточку. Заснул. Но в комнате не холодно. Комната не выстужена сквозняком. Тёплый воздух от нагретых до банного жара батарей. Тёплый воздух плывёт по комнате, лишь слегка мешаясь с тонкими морозными струйками, затекающими через открытую форточку. Без снов. Я спал без снов. Без миражей в туманной полудрёме. Без видений. Я вошёл в сон, словно в тёмную комнату. И вышел из сна, и не услышал, как закрылась дверь у меня за спиной. Отчего я вспомнил тот день? Давно, казалось бы, забытый день ушедшего детства? Голубь... Зачем он был мне нужен тогда? И зачем он мне нужен сейчас? Голубь, охваченный огнём, не летит. Он прыгает, бестолково прыгает по земле. Всего несколько секунд. Тонкий писк... И всё. Зачем я вспомнил тогда об этом? Жестокость не бывает бессмысленной. Во всякой жестокости есть смысл. Скажем, убийство голубя... Я встаю. Покачиваясь, иду в ванную. Умываюсь. Так, слегка. Брызгаю воду на лицо. Тёплую воду. Выхожу. Я стою у окна. Капли бегут по щекам. Капли падают на майку. Ветер бросает в стекло мёрзлую снежную крупу. ...Скажем, убийство голубя. Разве может быть в этом какой-то смысл? Смысл... Да, есть. Воспоминания. Вся наша жизнь - ради воспоминаний. Погоня за ними и бегство от них. Гости навязчивые, гости весёлые, гости опасные. Зовём одних гостей, чтобы прогнать других. И вот струйка льётся из бутылки. Намокают крылья. Лапы связаны бечёвкой. Птица бьётся, задыхается от ацетонового душащего смрада. У меня слезятся глаза. Как можно было подозревать меня в жалости? Нет, мне жалко. Нисколько. Я вдохнул пары ацетона. Ожог. Кашляю. Закручиваю пробку. Делаю шаг назад и чиркаю спичкой о коробок. Мокрая птица прыгает, бьёт крыльями об землю. - Да, слушаю... Чёрт, какой туман в голове! И гул... Плохо вижу и почти ничего не слышу. Нет, конечно, это не симптомы болезни. Слишком рано. Всего только третий день. Просто я слишком долго спал. Тяжёлый дневной сон. Я плохо слышу, и едва не пропустил звонок. - Да, слушаю... Хриплый голос и слов не разобрать. Откашливаюсь и пытаюсь повторить фразу. - Ну вот, как всегда! Игорёчек, ну нельзя же так! Ты же знаешь, как я беспокоюсь. Ты ведь один у меня... Настало время. "Настало время прервать молчание и вновь обратиться за помощью к словам, рождающим кровь. Ангелы сползают по стенам вниз и длинные, спиралью скрученные их языки висят, словно верёвки диковинных виселиц, ожидая обречённых на казнь. Зелёная слюна их стекает вниз вязкими каплями. Дыхание их зловонно и зубы крошатся от гнили. Жабья кожа их покрыта пузырями, наполненными ядом. Царская водка слезами течёт по щекам их, дымится, и капли с шипением режут борозды скорби. Такими ты увидел своих хранителей. А каким они увидят тебя? Чаши с кровью, чёрные сгустки плавают. В чём наша ошибка?" "Разве картина так ужасна? Кстати, о царе. Памятник Николаю Кровавому в своё время был взорван..." "Сейчас, по-моему, восстановили..." "Вот это ошибка!" "Что? Взрыв или восстановление?" "Всё ошибка. Особенно взрыв". "Взрывать не надо?" "Не надо взрывать то, что может быть уничтожено иным способом". "Поясните". "С удовольствием. Вы знаете, в чём слабое место современного террора? В его нарциссизме! Террор в нашем мире слишком зависим от средств массовой информации. Он не осознаёт себя как самоценность. Террор закопался в шелухе, в суетных, спонтанных и непродуманных акциях, явно направленных на то, чтобы поразить убогое воображение обывателя. Не слишком ли террористы подыгрывают обывателю? К чему увеличивать ценность никчёмной жизни, насильственно прерывая её перед десятками телекамер? К чему ублажать копеечное и к тому же неосознанное тщеславие обывателя, публично забирая его с собой в Вальхаллу? Разве есть место обывателю за пиршественным столом Одина? В нашем мире... О, теперь всё не так! Не то, что в прошлом, не то..." "Когти ангелов скользят по стенам..." "Возьмём, к примеру, этот злосчастный памятник. Взрывчатка, таймеры, детонаторы... К чему такие сложности? Да и дорого это. Зато эффектно! О, да! Как это эффектно: взрыв, куски металла летят по всем направлениям, утром на место проведения акции слетаются журналисты... Пиар! Тьфу! Ненавижу! Ненавижу это гадкое, отвратительное слово! Хотите переловить или уничтожить этих псевдотеррористов? Найдите им подходящее место, где бы они могли с гарантией свернуть себе шеи - и расставьте вокруг побольше телекамер. Телекамера - вот слабое место. Вот наживка, заботливо и аккуратно насаженная на полицейский крючок. Как там наши ангелы?" "Вот один из них прыгнул вниз и на четвереньках побежал по полу..." "Тщеславие, зависимость от проклятого этого пиара - вот ахиллесова пята современного террора. Ученики Старца Горы не знали о существовании тележурналистов и телепродюсеров, они не заглядывали в телеобъективы, их не слепили софиты, но они действовали. Действовали и держали в ужасе царства Востока. Добрались бы и до Запада, если бы не нашествие татаро-монгол... Да, Чингиз-хан тоже был революционер! Это была ситуация, когда одни революционеры уничтожили других. Зачем Чингиз-хан создавал свою Орду? Зачем вообще было что-то создавать?! Квази-государство на том месте, где была бы чудесная пустошь, величественная, прекрасная, несокрушимая, вечная обитель мертвецов. И... финал! Жалкий, какой жалкий финал! И это с таким-то великолепным началом. Где империя Чингиз-хана? Где эта Орда? Где мировая империя? Пыль степная, пыль... А мир, мир, который мог бы быть уничтожен - существует! Живёт! Живёт, чёрт бы его драл! Чингиз-хан остановил движение смерти. Локализовал её. Простак! Гениальный убийца... и простак! Он не понял, не осознал своей миссии. Только уничтожение и никакого созидания! Вот где был его путь! Никаких империй! Никаких государств! Никаких идей и контр-идей! Только уничтожение! Смерть в чистом виде и ничего больше. Без оправданий и объяснений. Эффективность! Боевая эффективность - вот что нужно революц