лько от сна... да и спал ли он вообще до моего прихода?.. нет, почему-то я сразу понял, что эти бесформенные выступы на коже у него не исчезают и не становятся меньше), в глубоких складках, даже в сумраке отчётливо проступавших на серой морщинистой коже. Старик откашлялся и, отбросив одеяло, присел, поджав ноги, на краю постели. - Тапочки мои не видел? - Нет, - ответил я и (чего уж теперь таиться!) рывком отбросил старый пододеяльник на пол. Старик вздохнул ( с еле слышным присвистом, словно лёгкие у него были не в порядке), вытащив из-под подушки полотенце, отхаркнулся и поднёс полотенце к глазам. - Ничего не вижу, - сокрушённо пробормотал он и отбросил полотенце на пол, в общую кучу с бельём, снятым мною с постели. - Ты всем постели перестилать будешь? - Нет, - ответил я. - И правильно, - согласился старик. - Нечего баловать. Вот Фёдор курить ушёл - и наверняка тапки мои забрал... И, подумав, добавил: - Гад! - Почему гад? - уточнил я, искоса поглядывая на старика. Честно говоря, у меня совершенно отсутствовал опыт общения с сумасшедшими. Вернее с теми, кого медики по каким-то, одним им ведомым причинам, сочли сумасшедшими (вот так, как меня в тот день!) и заперли... нет, конечно, не заперли, дверь-то в палату открыта и запоров на ней нет никаких... хотя вот на двери здания или там на заборе, вполне возможно, запоры какие-нибудь есть... ну, в общем, положили в такую вот палату... А почему? Встречались, и часто встречались мне люди (иногда кажется, что только они и встречались), которые желали мне зла, и не только желали, но и делали. И рвали по кусочкам мои дни и изнуряли мой мозг, навязывая мне попытки осознания нелепой и бездумной их жестокости, и кусали меня за руки, когда я пытался отвести мои руки за спину, чтобы не касаться тех, кто заражён ненавистью к моему тихому и никому не нужному "я"... Но их-то как раз никто сумасшедшими не считал! А теперь, в конце концов, посчитали меня. И эти, в палате, сосчитанные вместе со мной - почему они попали сюда? Потому, что были ещё злее и безумнее здоровых? Или просто попались кому-то на глаза (так, как я в тот день), просто невезучие, которые попались кому-то на глаза? - Хочешь, песенку споём? - предложил старик. Я не ответил. - Вот сказать, что ты выглядишь хорошо - так не сказал бы... Нет, не сказал бы! Старик вздохнул печально, будто жалея меня, и почесал грудь. - В душ водили? - Водили, - подтвердил я. - А меня вот не водят, - пожаловался старик. - Фёдора водят, Серёгу тоже. Тебя вот водят. А меня - нет. - Почему? - Гады, - старик снова отхаркнул, на этот раз в кулак, и вытер ладонь о простыню. - Говорят - хулиганю много. Врут, небось. Разве я хулиганю? Ты видел, чтобы я хулиганил? - Нет, не видел. Я пристроил свёрток на краю матраса и отошёл к кучке брошенного на пол старого белья. Мне было противно нести его, обхватив руками (ещё неизвестно, чем можно при этом измазаться)да ещё и прижавшись к нему, и я пинками стал подталкивать свёрток к двери. - Ты возвращайся, - прохрипел старик, - я тебе такого расскажу... такого... Она смотрела на меня долго, минуты две. Словно не верила глазам своим. Или просто не знала что делать теперь: захлопнуть ли дверь без слов (должно быть, лишних слов... все слова между нами - ничто... только бы не сказать главное, только бы не выдать себя!), или сказать что-нибудь (нет, не обидное... не резкое... не остроумное... просто сказать что-нибудь, пусть только одно слово, сказать только для того, чтобы подвести черту... ил как это лучше сказать? скажем, поставить точку... ну да, точку... одно слово - одна точка... а как иначе?), или просто помолчать, посмотреть (вот так, в глаза, можно было бы назвать этот взгляд выразительным... вот знать бы точно, что именно он выражает) - и закрыть дверь. О чём она думала? О чём она думала, когда сказала... - Странно... Почему-то я решила, что уже не увижу тебя... "Может быть, это было бы к лучшему. Нет, точно к лучшему!" - Входи. Смерть. Покормить верблюда. - Это ведь разным можно заняться, - продолжал он. Он сидел на постели, завернувшись с головой в одеяло, отчего стал походить на кочевника, коротающего в пустыне медленно, ленивой змеёй ползущую ночь. Иногда он начинал раскачиваться и мычать что-то очень похожее на длинную, печальную песню. И тогда я смотрел по сторонам, пытаясь найти догорающий костёр с плывущим от него сладковатым запахом кизяка и сонно встряхивающего головой верблюда с подвязанной к шее отрывисто звенящей связкой бубенчиков. Голова его лохматой бараньей шапкой прыгала и качалась в предрассветных сумерках. В ту ночь я спал от силы часа два. Он болтал без умолку, словно пытался за отпущенное ему до рассвета время выложить весь запас звуков, не произнесённых им за всё время, пока он встретил меня, пока не привела меня Железная Птица в этот дом спасённых, на встречу с бомжом дядей Колей. Да, старика этого так и звали - дядя Коля. - Отчество своё я не помню, - честно признался кочевник в два часа ночи. Верблюд посмотрел на него презрительно, скривив отвисшую серо-розовую губу, задвигал челюстью, дожёвывая с вечера накрошенную в мешок пыльную, сухую лепёшку, а потом, отвернувшись, стал смотреть на забрызганные холодной ноябрьской изморозью окна. "Дашь ты мне поспать?!" - Разным можно заняться, - продолжал дядя Коля. - Вот ,к примеру, *** можно пососать. Это как тебе? Вот если... "Итак, следует установить основной принцип, которым мы должны руководствоваться в наших действиях. Это принцип экономии средств. Следование политике минимальных потерь неизбежно приводит нас к необходимости отказа от любых демонстративных действий, любых попыток политического давления, как на представителей властей, так и на собственно общество, а так же от любых форм пропаганды и политической рекламы. Наш метод - воздействие на тела и только на тела, а не на умы. Человечество - это наш враг, который уже провёл тотальную мобилизацию и призвал в ряды своей армии всё население Земли, от глубоких стариков до новорожденных младенцев. Все они - наши враги. Заклятые, смертельные враги! Все они, от кричащих в колыбели до умирающих (но пока не умерших!) в приютах для престарелых, все они самим существованием своим ежедневно, ежечасно, ежесекундно ведут непрекращающуюся, упорную, жестокую, бескомпромиссную борьбу с нами, людьми Революции. Без преувеличений можно сказать, что даже самое небольшое число врагов, оставленных в живых, способны нанести нам колоссальной силы контрудар, который погубит дело нашей Революции. Человечество - организм, неоднократно демонстрировавший потрясающие способности к регенерации и восстановлению как размеров, так и упорядоченной структуры биоколонии. Следовательно, не демонстративный, а тотальный террор приведёт нас к победе." "Мы говорим о методах нашей борьбы. Сейчас, уж простите меня, я задам очень простой и наивный, который, тем не менее, неизбежно возникнет у каждого нашего слушателя или читателя, не знакомого с Внутренней Доктриной Революции. И звучит он так: "А какова наша цель?" "То есть, мы говорим лишь о методах борьбы... О приёмах, кстати, поговорим, позже... Пока - о методах. Но при этом не отвечаем на вопрос: "А, собственно, во имя чего?" Я вас правильно понял?" "Да, вы абсолютно правильно меня поняли". - Вот, скажем, *** пососать, - продолжал дядя Коля. - Не хочешь? - Нет, - ответил я. - Точно? - дядя Коля мне сразу, как будто, и не поверил и, похоже, был даже несколько обескуражен моим ответом. - Я ведь это... Взаправду... - Взаправду не хочу, - подтвердил я свой отказ. Старик вздохнул и устроился поудобнее на скрипучей своей кровати. - Ну, это... Он вздохнул и хрипло откашлялся, с трудом выталкивая липкую мокроту из горла. - Это ты напрасно! - решительно заявил он. - Это ведь я по-дружески... Я ведь не каждому предлагаю! "Ценю" прошептал я и перевернулся на другой бок (свет в окне становился желтее и ярче и начинал уже покусывать глаза). - Не каждому! - продолжал дядя Коля. - Ты, небось, думаешь - я и завтра к тебе с этим вот подкачу, и послезавтра, или там через три дня... - Колян! Тапок с глухим стуком ударился о спинку Колиной кровати и отлетел на середину комнаты. - Это вот душевно, - тихо сказал дядя Коля. Теперь я лежал спиной к нему и не видел выражения его лица... Но мне почему-то показалось... Или нет, я был уверен, что он лукаво подмигнул мне. - Ты, Федя, человек добрый, - начал было дядя Коля. - Тапок мне вот вернул... - Ещё раз тебя, ***соса, услышу, - пообещал невидимый Фёдор, - ты у меня ты у меня... всей больнице... Простыня колола мне спину и бок, словно засыпана была мелким серым песком. "Ответа на этот вопрос нет. Более того - его и быть не может! И даже больше того - само наличие этого вопроса, само существование его в умах духовно незрелых наших адептов свидетельствует об абсолютном непонимании ими смысла нашей борьбы. Вопрос: "Для чего?" предполагает некий ответ, начинающийся со слов: "А для того, чтобы..." Но, извините, если "для того, чтобы..." то, следовательно, именно после этих слов и необходимо будет указать некий предмет, явление, реальной существующий или воображаемый (интересно - кем воображаемый?) объект, который останется, сохранится после нашей борьбы. То есть, заранее согласиться с тем, что мы хоть что-то оставим, хоть что-то сохраним и именно во имя этого "нечто" мы и ведём нашу борьбу. И мы вынуждены будем с