о улыбка была мягкой и немного печальной. - ... Возможно, я просто теряю профессионализм. Это не первый случай, когда мотивы поступков человека, с которым я планирую работать, мне не понятны. Собственно, странности поведения и психологические "белые пятна" - это просто часть моей работы. Видимо, это уже некие свойства контингента. Но ваш случай... - Боже, что же такого странного в моём случае ? Разве только то, что я не имею дело со взрывчаткой. И огнестрельным оружием. Но это, по моему, так банально. Даже пошло... - Да, красоты в том мало. А террор - это прежде всего эстетика. Чувство прекрасного. Вы ведь хотите возродить первозданную красоту террора. Вернуть те времена, когда террор был привилегией поэтов и пророков. Когда он нёс в себе созидающее начало. Времена, когда он был божественной стихией, а не частью скучной и... пошлой политической борьбы. Не так ли ? Чёрт, он цитировал меня. Я слышал мои собственные фразы. Всё, что я писал когда-то... Ну и память же у него! - Так. - А эстетизация террора - не верх ли пошлости, Игорь ? Мне надоело. Надоело отвечать на его вопросы. Он хочет меня подловить ? На противоречии, неуверенности, позёрстве? Да ради бога! Но к чему это? - Вы читали мою переписку. Зачем опять задавать вопросы, на которые я уже ответил когда-то? - А вы привыкайте, Игорь. Иногда приходится по несколько раз отвечать на один и тот же вопрос. И, что самое интересное, ответы со временем меняются. И это вовсе не обязательно свидетельство неискренности. Просто иногда человеку надо помочь... познать самого себя. - Ну что ж... помогите. Он подвинул вентилятор. Немного, буквально на сантиметр. Но очень точно - тягучая, плотная струйка закрученного лопастями воздуха потекла по моему лицу. Не свежесть - томление, словно подогретая в длинных чугунных трубах вода потекла по лбу, по щекам. Тёплыми, вязкими струями, в нитки тянутыми каплями, но и так - легче. Легче. Он поможет. Ещё немного - и он поможет. Почему нет кондиционера? В тот момент я отчего-то отчётливо (и откуда взялась эта ясность осознания?) понял, что помещение это - временное пристанище. Просто комната, снятая ими на время. Быть может - для одной только, этой встречи. "Ими"... Этим человеком, и остальными... Теми, кто заметил меня. Кто меня пригласил. Кто дал шанс... остаться самим собой. Они сняли это помещение. Нет, едва ли только для того, чтобы встретить меня. Не только для меня. Отчего-то я уверен, что есть и ещё... ещё добровольцы. Претенденты на бессмертие. Интересно, сколько их? Ещё трое? Четверо? Десяток? Сотня? И все они проходят через такие беседы. Только ли в этой комнате ? Или в разных концах раскалённого этого, задыхающегося в душном тропическом мареве огромного города, в других комнатах с тяжёлыми шторами (или там на окнах жалюзи?) за столами, на которых стоят стаканы с бледно-жёлтым апельсиновым соком сидят люди... Бледные, как и я. Прямиком из зимней страны. И мотивы... У каждого свои мотивы. Деньги, религия. Разочарованность. Отчаяние. Надежда. Страх. Безрассудство. - ... И ещё - желание прославиться. Частный случай стремления стать бессмертным. Оставить свой отпечаток в этом мире. А как же трудно оставить этот самый отпечаток, если ничего нет. И самого человека иногда нет. Так, видимость, дым, обман. Есть существо, вообразившее себя человеком. Жалкий карлик, решивший, что может вобрать в себя мир. А вбирать - нечем. Слабое тело, размягчённый, ограниченный разум. Трусливая, подлая душонка. Или вовсе - ничего. Пустота в голове, груди... А хочется, очень хочется кем-то быть. И не просто быть, а навязать себя миру. Навязать своё бессмертие. Свою жалкую пустоту. - А что у вас, Игорь? Он смотрел на меня, пристально, не отводя глаз, не моргая. Взгляд его, по-змеиному неподвижный, тяжёлый, парализующий, с хищной, жестокой, неодолимой силой затягивал, всясывал, глотал моё сознание чёрными воронками зрачков. - Что у вас, Игорь? - повторил он. - Где ваша пустота? - спросил он. И продолжил: - Раньше всё было просто. Люди приходили к нам устраиваться на работу. У нас отчего-то репутация щедрых работодателей, хотя, откровенно говоря, бюджет наш весьма и весьма ограничен. Но люди вполне резонно полагали, что мы не пожалеем денег за хорошо проделанную работу - и шли к нам. Их понять было легко. И легко было понять, когда именно они начнут нас предавать. У этих была пустота в карманах. Были люди, которые приходили к нам, руководствуясь религиозными убеждениями. Этот тип людей на осознанное предательство не способен. В том смысле, что ни один свой поступок они никогда не смогут осознать как предательство. Ведь даже предавая, они честны. Перед собой. Но у этих людей иная пустота. Пустота в голове. Потому любой человек, превзошедший их в показном фанатизме, способен вести их как собаку в ошейнике. От этих людей не так много пользы... как думают некоторые. И есть весьма перспективный контингент. С пустотой в душе. Им просто хочется умереть. Красиво. И осмысленно. Или с имитацией осмысленности. Картонная смерть. Клоунская. Зато на арене. Гладиатор - просто клоун с мечом, которого довели до истерики и бросили в шутовское сражение против таких же истеричных клоунов. Но публике страшно. Она боится. Смешное становится страшным. Цирк гладиаторов и клоунский цирк не просто переходят один в другой. Одновременно они существуют в одной и той же точке пространства. Один внутри другого. Вы любите людей, которые мечтают о красивой и глупой смерти? Непременно глупой? - Полагаю, этот тип людей перспективен для разовых акций ? Вдруг кто-то предложит им на два килограмма больше славы, чем вы? Или на полкило больше смеха? Он засмеялся. Моя откровенность ему явно понравилась. - Никто не предложит им славы больше, чем мы. И никто не предложит больше смеха. Никто, Игорь ! Это одна из немногих гарантий, которые мы даём. Но вот что странно... В последнее время всё чаше и чаще я встречаю людей... как бы сказать... смешанного типа. Представьте, как это необычно - человек, у которого пустота повсюду. В голове, в душе. В кошельке. Может, когда-то давно, много лет назад, в пелёнки вместо младенца завернули воздух. С того всё и пошло... А ведь у вас... - А у меня ? Он закрыл блокнот. - У вас... Вы действительно хотите умереть. По крайней мере, здесь ваша искренность - вне сомнений. Муравей полз по стене. Сверху вниз. Он был огромен и вял. Полз медленно, застывая надолго, как будто засыпал на ходу. Словно жара допекла и его. Но ведь он то к ней должен быть привычен. Он местный. Всё время хочется спать. В гостиничном номере кондиционер есть. Он работает громко, с гулом и треском. Иногда ревёт и мелко вибрирует, словно заглотнув особенно большую порцию влажного липкого воздуха. Иногда из-под решётки его стекает вниз тонкая, прохладная струйка конденсата. На крашеной в светло-жёлтое стене - плывут разводы. Бледно-зелёный узор... А может, муравей медлителен от прохлады, а не от жары? В комнате всё-таки куда прохладней, чем на улице. Кондиционер, конечно, допотопный, но воздух холодит исправно. Господи, если бы он ещё и не ревел как трактор! Впрочем, дарёному коню... За номер плачу не я. Беседа была вчера. Сегодня меня никто не беспокоит. Я даже не знаю, каков был результат этой беседы. Быть может, на мне решили поставить крест ? В буквальном смысле слова ? И гораздо раньше, чем я думаю. У меня не было сомнений в том, что меня ожидает при отрицательном результате вчерашнего разговора. Я был уверен, что в этом случае меня ни при каких обстоятельствах не отправят обратно в Москву и не попросят (пусть даже очень убедительно) забыть всё, что было в моей жизни... в последние двадцать дней. Всё просто - в чужой стране, по подложному паспорту, под чужой фамилией, ни слова на местном языке. Если и есть что-то очень, очень лёгкое и незначительное - так это моя ликвидация. Впрочем, мысль о смерти нисколько меня не беспокоила. Ведь именно за ней я сюда и приехал. Разве только, я не смогу... - Сука ! От соседа несло перегаром. Серо-синий дым плывёт над лестницей. Косые линии зубчатых пролётов обрезаны узкими площадками с коричнево-серыми, затёртыми сотнями подошв плитками. Зубья-ступеньки режут воздух, цепляют белый кафель стен. Дом спит. Близко к полночи. Сосед снова пьян. Глаза его белые. В них ненависть. Пьяная ненависть. - Сука! Вы****ок! Говнюк! Мне всё равно. Мне давно на всё наплевать. Мне надо пройти наверх. Сосед сидит на ступеньках. Ругается и хрипит. Слюна течёт по шершавому подбородку, по грязно-серой щетине. Я пытаюсь перешагнуть через его ноги. Ноги дёргаются. Я спотыкаюсь... Муравей снова пустился в путь. На этот раз мне кажется, что ползёт он куда быстрее, чем ранее. Отдохнул, наверное? Или в прохладе номера ему стало полегче. А мне не легче. У меня болит голова. Слишком много сплю. Я ещё здоров (странно звучит, не так ли?). Здоров... но плохо себя чувствую. Интересно, когда я заболею... буду ли я чувствовать себя лучше? Где-то я слышал (теперь уже не могу вспомнить, где именно... кажется, какая-то телепередача), что течение некоторых болезней необычно. Больной начинает чувствовать себя лучше, наблюдается даже временный подъём сил. Настроение... чудесное. Поют птицы. Маленькие птицы. Маленькие птицы с резкими, пронзительными голосами. Одну из них я встретил совсем недавно. Этой осенью.