Впрочем, едва ли это было для него наказание. Фёдор (тот самый, что лежал у окна) успел мне рассказать, что Коля - бомж с сорокалетним стажем и мастерски умеет находить окурки королевских размеров даже на самой, казалось бы, убранной и до блеска вылизанной территории. А небольшой сквер возле больницы (это и из окон было видно) - далеко не до блеска вычищен. Так что дяде Коле было раздолье... - Он до весны тут лежит, - пояснил Фёдор. - Пока не потеплеет. А там - уйдёт. Ты с ним поосторожней. Он и вправду на Курском вокзале сосал, на бутылку себе зарабатывал. Не трись об него, зачмыришься ещё... И вообще - какого хера его к нам положили?! Из тех троих я знал пока только Фёдора (мужик лет сорока с копной давно уже нестриженых волос, из-под его больничного халата выглядывала изрядно уже застиранная, с поблекшими серыми полосами тельняшка). Двое соседей по палате были мне не известны. Они сидели на постели Фёдора (я уже успел заметить, что это самое светлое место в палате) и говорили о чём-то низким, с присвистом, шёпотом, опасливо оглядываясь по сторонам. - Эй! - позвал меня Фёдор, махнув рукой. Потом тихо спросил: - Игорь... тебя? Я кивнул. - Давай к нам, - сказал Фёдор. - Дело есть... - Значит так, - продолжил он, едва я присел на край его постели. - Часа через два медосмотр. Знаешь об этом? - Нет, - я неосторожно помотал головой и яркие, лимонно-жёлтые пятна поплыли вдруг у меня перед глазами. - Не знаю. "Только бы и здесь не блевануть... Федя обидится..." - Будет, - подтвердил Фёдор. - С утра должен был быть, но, говорят, у Торопова совещание какое-то было... Знаешь, кто такой Торопов? - Нет. - О, как! - с искренним удивление воскликнул Фёдор. - До сих пор не сказали? Самый главный тут по медицинской части. У него как раз в понедельник осмотр. Он тут много чего решает, много чего... Вот ты, к примеру, уйти хочешь или остаться? - Уйти, - твёрдо ответил я. - Ну, с этим легко, - заявил Фёдор. - Чего там у тебя? Не зарезал ведь никого? - Попытка самоубийства, - пояснил я. - Правда? - переспросил Фёдор и глянул на меня то ли с интересом, то ли с опаской. - А чего так? - В парке гулял, с дедом одним повздорил, - несколько туманно начал объяснить я. - Потом на пруду поскользнулся... А вообще... Тут я вспомнил то, что говорил мне врач в приёмной. - Вообще - с девушкой поссорился. - Дурак, - заметил один из неизвестных мне пока соседей по палате. - Это вот ты неправильно говоришь, - упрекнул его Фёдор. - У человека горе, может, его... эта... бросила, может... А ты, Мишаня... - Да мало их, что ли? - ответил Михаил (теперь я знал его имя) и с треском почесал открывшуюся в распахе халата волосатую грудь. - Знаешь, сколько?.. - Ладно, - прервал его Фёдор. - Короче, говори, что жизнь, дескать, хороша. Тогда выпустят. А у меня, брат, сложнее история. Я вот тут остаться хочу... Хотя бы на пару недель. - Чего так? - спросил я его. "Может, ни к чему было спрашивать". - Да вот надо, - ответил Фёдор. - От жены надо скрыться... - Она его, стерва, посадить хочет, - пояснил Михаил. - Милицию, считай, каждый день вызывает. Кляузы строчит. Дескать, бьёт он её... - Врёт, небось, - басом прогудел третий сосед (толстый, лысоватый мужчина лет пятидесяти довольно угрюмого вида). - Не, не совсем, - подумав, ответил Фёдор. - Иногда врежу ей, конечно... Но не каждый день! - Гуманист, - снова пробасил третий сосед. - Мне чего надо, - пояснил Фёдор. - Ты пожалуйся на меня Торопову. Когда на осмотре будешь, так пожалуйся. Скажи, что, к примеру, кричу по ночам или чертей на стене ловлю... - Глупо, - заметил Михаил. - Тебя жена посадить хочет, заявления пишет, а ты как специально буйного из себя изобразить хочешь. Да тебе и здесь не верят. Не верят! Если бы поверили - не в общую палату положили, а в специальную, для буйных. А там знаешь, какой режим? - Или в это... в институт отвезут, - веско заметил третий сосед. - Забыл вот, как он называется... Короче, маньяков там всяких до суда обследуют. - Ну вы даёте, - искренне удивился Фёдор. - Какой я вам маньяк? И какой буйный? Просто плохо мне. Вот и бывает иногда... - Иногда, - хмыкнул третий сосед. - Небось, к суду уже потянули за хобот? Фёдор грустно кивнул и опустил голову на грудь. Потом с неожиданной радостью подпрыгнул и хлопнул себя по лбу. - Вот я и говорю, - пояснил он. - Вот ты и скажи... Он повернулся ко мне. - ...Вот и скажи, что, дескать, плохо ему. Совсем плохо. Ты же не псих? - Нет, - ответил я. - Не псих. "А куда птица делась?!" с внезапно нахлынувшим страхом подумал я. "куда делась эта мразь? Ведя я не видел её. С самого того дня, с того парк, с того пруда не видел! Я если она придёт? Боже, что же будет, если она придёт?! Она же доведёт меня, она подставит меня, она точно заставит всех думать, что я - псих! Что я и впрямь сумасшедший! И тогда меня не выпустят, никогда не выпустят отсюда! Чёрт, неужели она именно этого и добивается? Она хочет сгноить меня здесь?!" Я замотал головой, затрясся и вскочил с постели. - Чего разволновался-то? - обеспокоено спросил Фёдор. - Так вот,.. - прошептал я и опасливо, исподволь покосился на дверь. Мне показалось вдруг, что она скрипнула и... - Плохо, что ли? - так же забеспокоился Михаил. Нет, дверь закрыта. Закрыта. - Поплохело,.. - пояснил я, переведя дыхание. - Вкололи что-то... Действует так... И лёг на свою кровать. Ноги ослабли, пятки опустились едва не до пола и тапочки, шлепками, один за другим упали. - Вот, - заметил третий сосед. - Вот ведь как народ травят. Точно знаю, что травят. Я об этом письмо в газету писал. И на радио тоже. И Путину много раз звонил. - И что тебе сказал? - насмешливо спросил Михаил. - Сказал, что его тоже травят, - ответил третий сосед. - Порошок в суп сыпят... Он сам видел, да говорить стесняется... - Вот оно как,.. - задумчиво потянул Михаил. - Мне-то всё равно... Отравят - другой кто будет. - И его отравят! - убеждённо заявил третий сосед. - Всех отравят! Точно говорю - когда-нибудь всех отравят! - И у меня вот голова месяц уже как болит, - заметил Михаил. - Эй, Игорь! - позвал меня Фёдор. - Ты как там? - Нормально, - ответил я. - Голова только кружится. - Так ты как? - спросил Фёдор. - Жаловаться будешь на меня? - Ну, если надо... - Надо! - убеждённо сказал Фёдор. - Тогда буду, - ответил я. "Всех отравят..." Странно, но эта мысль отчего-то крепко засела мне в голову. "Всех... Почему всех? Зачем всех?" "Это потому" раздался вдруг скрипучий, никогда прежде не слышанный мною голос. "Это потому... это потому... Что!" - Вот и хорошо, - сказал радостно Фёдор. - Тебя ведь точно выпустят... Точно скоро! Да тебя никто и не держит. Кто тебя держать будет? Государству-то копеечку тратить... А, хочешь, я тебе тайну открою? - Фёдор, заебал ты со своим тайнами, - устало заметил третий сосед. Он встал (кровать скрипнула), тяжело вздохнул и, шаркая тапочками по полу, побрёл. Должно быть, и ему стало плохо. Или он просто захотел спать. - Тайну, - упрямо повторил Фёдор. - Мне её самому недавно открыли. Ты о всемирном оледенении что-нибудь слышал. - О****енении, - насмешливо заметил третий сосед, уже устроившийся, видимо, на своей кровати (я уже лежал, закрыв глаза, ничего не видел, но по звукам и направлениям, откуда они доносились, вполне можно было догадаться, кто и где находится). - Давай, болтай дальше. Может, и я на тебя жаловаться начну... - Нет, точно говорю, - продолжал Фёдор. - Все знают, что замёрзнет, но не знают - когда. - А ты знаешь? - уточнил Михаил. - Знаю, - уверенно ответил Фёдор. - И когда? - Через два года... Фёдор замолчал на полминуты, видимо, мысленно уточняя расчёты. - ...Четыре месяца и сорок два дня, - закончил он. - Ерунда какая-то, - с сомнением заметил Михаил. - Сорок два дня - это же месяц и двенадцать дней. - Или одиннадцать, - добавил третий сосед. - Или четырнадцать, если февраль. Или тринадцать, если год високосный. - Да ладно вам! - обиженно воскликнул Фёдор. - Ладно вам придираться! Десять, одиннадцать! Любят вот люди клопов всяких пересчитывать, а о главном-то и не думают. А в чём главное? - Травят! - убеждённо сказал третий сосед. - И не только, - подхватил Фёдор. - Ещё дезодоранты производят. Точно говорю - производят. У моей-то дуры - полна ванна дезодорантов. Всё брызгает под мышками, брызгает... А чего брызгает? Кто её там нюхает?! А?! Точно говорю - заговор. И в туалете у неё полно баллончиков всяких. Вот она сними и связана... - С баллончиками? - удивлённо переспросил Михаил. - С заговором, - пояснил Фёдор. - А вот уже заговор - с баллончиками. Землю хотят заморозить, а меня - посадить. Потому что я всё о них знаю. Я даже песню сочинил... - Какую? - Михаил явно оживился, предвкушая редкое в серой больничной жизни развлечение. - Печальную, - грустно ответил Фёдор. - Петь под баян надо... со слезой в голосе. Я бы спел, да нету тут баяна. - Потому что не положено инструменты иметь, - заметил третий сосед. - Порядок такой. - А ты так спой, - предложил Михаил. - А я тебе это... аккомпанировать буду. В ладоши хлопать. Пойдёт? - В ладоши - не надо, - заявил Фёдор. - Меня это с ритма сбивает. Ладно... Кровать заскрипела. Фёдор заворочался... Явно собирался с духом. - Ладно, - сказал, наконец, он. - Слушайте. Песня о Великом Оледенении. Вот! И запел. Песнь о Великом Всемирном Оледенении (исполняется под баян со слезой в голосе) (правда, баяна тогда не было) (это потому что инструментов не положено) (но всё равно, звучало очень печально) (хотя и довольно тихо) (но я всё расслышал... и д