чивой, путанной, слишком явно выдающей осознанное вдруг мной, так внезапно, так невовремя осознанное мной безумие. Отсутствие обыденности в разуме, отсутствие банальности; спасительной, тихой банальности, что за руку вывела бы меня вон, вытащила бы меня из этого аквариума с застоявшейся, налётом покрытой водой. - Сделали укол перед едой. Меня тошнило, всё время тошнило. Потом какая-то слабость... - Побочные действия, - пояснил Торопов. - У некоторых нейролептиков действие длится до недели. Соответственно, побочные действия могут сохраняться в течение всего этого срока. Но, полагаю, осложнений не будет. Так... Ещё что чувствуете? - Ничего особенного, - ответил я. - Только слабость и тошноту. Знаете, слегка кружится голова. Вроде бы, это еле ощущается, только стены едва заметно плывут. Но вот продолжается очень долго, всё время... - Постоянное головокружение? - Торопов посмотрел на меня с явно проступившим профессиональным интересом. - А картинки какие-нибудь вам, молодой человек, не видятся при этом? Голоса не слышны? - Нет, - ответил я. Солгал. Конечно, солгал. Про таракана, такого странного таракана... А, может, и не солгал? Может, именно такой и был таракан на самом деле? А уж про птицу точно не солгал. Птица была! Непременно была! Иначе с чего я вообще сюда попал? Ведь из-за неё же, из-за неё! - А настроение как? - продолжал допытываться Торопов. - Какие чувства испытываете? Усталость, раздражение, разочарование, гнев, ненависть, печаль? Или, может, наоборот - какие-то радостные у вас ощущения? Радость от сохранённой жизни, или даже... - Почему "сохранённой"? - прервал я его. Нет, меня действительно задели его слова. - Никто мне жизнь не сохранял. И, вообще, мне и не надо было её сохранять. - Потому что вы не дорожите ею? - быстро переспросил Торопов. И посмотрел - в упор, не мигающий, пристальный, словно фотографирующий взгляд. Глаза его показались мне тёмными, чёрными почти. Двумя кругами - будто и впрямь отполированные "Цейсом" зрачки объективов. - Потому что я и не собирался её терять! - Вот как? - удивление Торопова явно было наигранным. - А как тогда быть... Он, повернувшись к стоявшему за его спиной высокому деревянному стеллажу, достал (явно заранее отложенную в сторону) чёрную толстую папку. Раскрыл её и, пролистав несколько страниц, сказал: - С этим как быть? Вот тут из приёмного отделения мне кое-что принесли... Вы гуляли по парку, дышали, как вы говорите, свежим воздухом, наслаждались, так сказать, природой... Так, это я от вас уже слышал. Тут другое интересно. Почему вы на старичка набросились? - Когда? - искренним удивлением спросил я. - Какой ещё старичок? "Что это ещё за глупость? Что придумали?" На миг мне показалась, что и старичка, возможно, никакого и не было, а то морок навела, подстроила всё коварная, проклятая Железная Птица. - Да вот такой... Торопов прочитал ещё несколько строк, едва заметно шевеля губами. Сказал себе под нос что-то невнятное, будто сам себя о чём-то спросил, потом пожал плечами (видимо, вопрос этот оказался не из лёгких) и, подумав с полминуты (при том он смотрел так остановившимся, и тем же тёмно-тяжёлым взглядом, но не на меня уже, а прямо перед собой, в пустоту... или никуда... или в стену, бледно-бежевую стену, что за моей спиной была... и тогда и я не был для препятствием, и мог он видеть сквозь... и, должно быть, видел, будто был я из слегка лишь мутного стекла). - Вот такой! Торопов захлопнул папку. - Вот, информация есть, что набросились вы на него. Аккурат перед тем как к пруду пойти. Да и на пруду вели себя... мягко говоря, странно. Мне, конечно, известно далеко не всё, но и то, что знаю, позволяет сделать предположении о неадекватности вашего поведения, молодой человек. Я молчал. Торопов выдержал минутную паузу (он очень хотел дождаться хоть какой-то реакции), и продолжил: - Вы долго ходили по берегу пруда, размахивали руками, кричали. Приближались к воде... - Воды не было, - прошептал я. То ли от волнения (какое волнение? неужели я и впрямь волновался?), то ли от реакции на давний уже укол (а бывает такая реакция? до сих пор не знаю?) но изо уголка рта потекла у меня необычно жидкая, мутная, белёсая слюна. Я испугался. Испугался того, что вид мой, с потупленным, к полу опущенным взором и таким вот, пускающим слюну ртом будет и впрямь похож на вид сумасшедшего (не знаю, как выглядят сумасшедшие... да, видел их, конечно видел... но как они выглядят - не знаю), и потому спешно вытер ладонью липкую жидкость, изрядно уже намочившую мне щёку и едва уже не стёкшую на воротник больничной пижамы. - Чего не было? - удивлённо спросил Торопов. - В пруду не было воды? И куда же она делась? Пруд был осушен? - Воды не было, - упрямо повторил я. - В пруду. Он замёрз. Был лёд. - Тонкий? - переспросил Торопов с едва заметной лукавой усмешкой. - Что? - Лёд тонкий? - Не знаю. Наверное, тонкий. Осень же ещё, не зима. Морозы только неделю назад начались, снег ещё толком не выпал. Так, вдоль берега... - Лёд вдоль берега? А дальше? - А дальше - вода, - пояснил я с начинавшим уже забирать меня раздражением. Почему-то я не понял сразу игры Торопова и всерьёз воспринимал наигранное его тугодумие и непонятливость, потому вопросы его довольно быстро вывели меня из себя. - Вы же говорили, что воды в пруду не было! - с притворным изумлением воскликнул Торопов. - А сейчас вспомнили, что лёд только у берега. Стало быть, дальше, на середине пруда - вода? - Вода, - согласился я. - Но у берега её не было. А был только на берегу. - Но вода была? - Для меня - не было! - решительно отрезал я и сжал губы. - Хорошо, - согласился Торопов. - Для вас не было. К кромке льда, стало быть, не подходили? - Нет. - И на лёд не выходили? - А... вот, - и тут раздражение и упрямая моя решительность непрестанно поправлять лукавого доктора и всё ему объяснять отчего-то оставили меня. Я стал ощущать неизвестно откуда взявшееся, коротким ознобом по коже прошедшее беспокойство. - Вот... не помню, - ответил я. - Стало быть, не всё помните? - как бы между прочим уточнил Торопов. - В основном - всё, - уклончиво ответил я. - Как кричали - помните? Как руками размахивали? - Помню. - Как по берегу ходили, помните? - Помню. - Как к воде подходили? - Возможно... - Ходили по льду? - Помню. - Ногами топали? - Помню. - В воду прыгнуть хотели? - По... То есть... разве... Я сцепил пальцы и буквально прикусил язык. Самый кончик его. Прикусил так резко и неожиданно для себя, что едва не вскрикнул от короткой, стрельнувшей в подбородок боли. - А вот, - Торопов подмигнул весело, будто обрадовало его моё смущение. - С чего это я такой информированный? А с того, молодой человек, что нам оказывается ещё утром из милиции кое-какие материалы на вас передали. Ладно, хватит вас мучить. Без того неприятностей хватает. Но, знаете, интересно мне всё-таки кое-что. Сказать, что именно? - Сказать, - подтвердил я, массируя нёбо подрагивающим от боли языком. - Ваша безобидность, - ответил Торопов. - Вот не могу одно с другим увязать. Никак в голове не укладывается одна вещь. Я ведь, знаете ли, много насмотрелся. И многих. Ведь такие социально опасные субъекты попадаются, да и просто агрессивные, неприятные... Мерзкие, откровенно говоря! Не приведи бог вам такое увидеть. У вас-то в палате контингент спокойный, можно сказать - безобидный. Да и больных с тяжёлыми психическими расстройствами мы, по возможности, направляем в другие учреждения... Но проходят через нас иногда, проходят... Что поделаешь! Но вот вы... Посмотреть - безобиднейший человек. Журналист-надомник... Так вы дежурному врачу представились? - Вроде, так,.. - не слишком уверенно подтвердил я. - Вот именно, - с удовлетворением констатировал Торопов. - Надомник... То есть, сидит человек дома, статейки на компьютере набивает, живёт на грошовые гонорары, пашет целыми днями, на хлеб насущный себе зарабатывая, и зла при том никому не делает. И вот вышел погулять, подышать, так сказать, свежим воздухом, погулять по парку. Никому не мешая, тихо так, культурно. Гулял он парку, статью новую обдумывая, до пруда дошёл. Ходил по берегу, рассуждал вслух о превратностях бытия... Может, и ругали кого? - Может, - я кивнул и снова стёр побежавшую было слюну. - Ругали... Работали, можно сказать. Ходили, ходили - да и поскользнулись. Затылком о землю... Рану вам, кстати, обработали? - Да. Медсестра чем-то смазала... - Чем-то,.. - буркнул Торопов. - Ясно чем - зелёнкой. Волосы вам перемазали, молодой человек. Они у вас на затылке теперь с лёгким изумрудным оттенком. Прямо Киса Воробьянинов какой-то... Родители не испугаются? - Нет, - ответил я. - Я их успокою... Что, правда зелёнкой? - Правда, - грустно подтвердил Торопов. - Потому как ничего другого под рукой не оказалось. Хорошо, что вы свой затылок не видите... Так, о чём это я? О вас! И вот странность в чём: безобиднейшего человека хватают, тащат в милицию, а потом - и к нам. Кстати, почему милиционеры решили, что вы ненормальны? - Не знаю, - ответил я. Потом вздохнул тяжело и добавил: - Мне не объяснили... Просто попросили пройти... - Попросили? - Ну, может... Я замялся на мгновение, словно воспоминания стали совсем уж неприятными, а потом продолжил: - ...Может, пару пинков и было. - Сопротивлялись? - Да я вообще... Вообще-то не очень понял, зачем это всё, к чему... - Да, - Торопов вздохнул тяжело. - Вот я и говорю - парадокс сплошно