. Какой-нибудь люмпен-пролетарий с криминальными наклонностями чертей зелёных по всему парку мог бы гонять, орать хоть до потери пульса... Заинтересовало бы это кого-нибудь? Того же старичка? Прохожих в парке? Да и стала бы с ним милиция связываться? Попал бы он к нам? Как думаете? - Наверное, нет. - А что бы произошло? - Ничего. - Вот именно! - воскликнул Торопов и хлопнул ладонью по столу. Так резко и звонко, что я вздрогнул. - Вот именно! Ни-че-го! Абсолютно! Самое интересное, что в его поведении вообще не усмотрели бы ничего необычного. Не то, что сумасшедшим - просто хулиганом бы никто не объявил. А с чего объявлять? Ничего особенного. Встречаются ведь хулиганы в парках? - Да. - Часто? - Вечером - часто. - А в доме? В вашем доме есть люди, чьё поведение... как бы помягче выразиться... ну, скажем, является антиобщественным? Вызывающим? Агрессивным? Просто хамским, в конце концов? "Сука! Вы****ок! Говнюк!" Белые глаза соседа. Застывшая, тупым змеиным льдом застывшая ненависть. - Есть такие, - согласился я. - Но у нас их нет, - заметил Торопов. - Да и тюрьма, верно, по ним плачет. Но в упор не видит. Отчего так, молодой человек? Не подскажете? Я промолчал. - Нет вариантов? - переспросил Торопов. - Тогда позвольте предложить свой. Происходит это потому, что, как для государства нашего, так и для большинства наших сограждан основным критерием опасности того или иного субъекта является не его или её агрессивность, жестокость, пренебрежение нормами общественной морали и требованиями закона, а чужеродность... Да, вдумайтесь, вглядитесь, вслушайтесь в это слово! Чужеродность, отстранённость человека от общества (а обыватель всегда не член общества, а его часть, осколок, кусок... огрызок, не так ли? вот потому единственное личное, что может у него быть, помимо скарба домашнего, это ненависть к любому, кто такой частью быть просто не способен). Загерметизированность - вот что бесит! Аморальность - часть наших общественных стандартов. А индивидуализм - нет. Не жадность, не эгоизм, не себялюбие! Это то простительно, это понятно. Индивидуализм, ощущение особенности, неповторимости собственного "Я". Вот где преступление! Так? - Наверное, - согласился я. - А самоубийц почему не любят, догадываетесь? - продолжал Торопов. - Не любят? - переспросил я с некоторым недоумением. - Ну, в наше-то время просто недолюбливают. А в иные, давние уже времена, и на кладбищах не хоронили. Не отпевали, не поминали. Проклинали! Были даже такие поверья, что они становятся вампирами после смерти. Потому их, бывало, не просто вне кладбища хоронили, а в какой-нибудь яме поганой, предварительно кол в грудь вбив. Каково? А, главное, откуда-то ненависть такая? Много ли тиранов с колом в груди похоронено? После Влада Цепеша, пожалуй, и никого... Да и про него, наверное, сплетни всё больше, слухи... Хоронили-то как положено, господарь Валахии всё-таки... А вот самоубийц - с колом. Непременно кол в грудь, а не то!.. А что они, собственно, сделали? Кого убили? Себя! И никого больше! А многие ли из числа тех, кто глумился над их трупами задавали себе такие вопросы: "А почему этот человек так поступил? Почему он не захотел остаться с нами? А, может, он остался, а мы-то как раз ушли? Быть может, это мы убили себя, а он просто захотел остаться в живых?" Никто, никто себя ни о чём не спросил! Почему? Да потому, что "НАС" - всегда много. Количественно больше любого, самого большого "Я". И у этих самых "НАС" есть одна, но такая важная монополия - монополия на нормальность. Нормально быть с нами. И ненормально ходить одному, дышать одному, жить одному. Ненормально быть вне "НАС". Всё остальное - норма. В крайнем случае - по части милиции, но уж никак не по части нашего ведомства душеспасителей и мозгоправов. А выбор... Знаете, Серен Кьеркегор как-то сказал: "Повесься - ты пожалеешь об этом; не повесься - ты и об этом пожалеешь". То есть, в любом случае... - А если все? - спросил вдруг я. Неожиданно для самого себя. - Что все? - не понял Торопов. - Если все станут "Я"? - Как это? "Умрут" подумал я. Но вслух этого не сказал. - Нет, - подумав, ответил Торопов. - Это невозможно. Сокровищ на небесах для всех не хватит. Занятный вы человек, Игорь. Отчего-то хочется быть с вами откровенным. Ну, ладно... Он замолчал (как мне показалось, не досказав чего-то... до сих пор не пойму, что же ещё хотел он мне сказать) и стал перебирать и раскладывать по старомодным картонным папкам бумаги, разбросанные по столу. Мы сидели так в полном молчании минут пять, не меньше. Он словно забыл про меня... да и я как будто запамятовал, напрочь забыл, где именно нахожусь и даже забыл о том, что надо бы мне отсюда поскорее выбраться, ибо ничего хорошего мне в месте этом не светит... совсем не светит. Я смотрел в стену, в одну точку на стене, где ползли, пересекаясь, едва заметные трещины. Смотрел пристально, неотрывно, как будто даже с незримой липкостью приклеившись именно к этой точке... Хотя отчего к ней? Может, ждал, что и в тот раз какая-нибудь тварь... хоть бы и то же насекомое... выползет... и снова явится какая-нибудь мысль... - Так вот, - прервал, наконец, молчание Торопов. И, захлопнув папку (должно быть, последнюю из оставшихся незаполненными), отложил её на край стола. - Решил, друг мой, вас тут не держать. Да и прав у меня, честно говоря, нет вас тут держать. Хотя возможность, признаться, есть... Но ник чему, правда? Я кивнул в ответ. "Правда... Ни к чему..." - Так что, друг мой... В тот день, ближе к полудню, я был ещё дома. Ещё не решил, что делать мне сегодня. Быть может, ездить в троллейбусах? Или, скажем, сходить в музей? В Третьяковскую галерею? На футбольный матч... Нет, глупость! Глупость! Сроду не ходил на футбол. И, вообще... Потные мужики, отвратительная пивная вонь... Конечно, я работаю. Я создаю вечность. Но обязательно ли создавать её, испытывая крайнюю степень отвращения? Впрочем, ем больше людей подойдут ко мне... Но стадионы... Мне надо быть в толпе, но там - слишком большие, слишком открытые пространства. Нет, теперь я не люблю их не только потому, что просто боюсь слишком больших, слишком открытых, слишком недоступных моему взгляду пространств. Теперь у меня профессиональная к ним нелюбовь. Они не выгодны мне. Мне нужны места многолюдные, где люди скученные. Где тяжело дышать и каждый невольно делиться глотком воздуха с ближним. Где... "Плохая вентиляция!" Я ещё не катался на старых линиях метро. Скажем, от "Сокольников"... Да, довоенной ещё постройки. Я не ходил по магазинам, торговым центрам... Там хорошая вентиляция, но толпа, толпа... И очереди. Нет так уж часто они встречаются, но встречаются. Встречаются! Ещё есть утренние электрички. Ещё есть... И тогда раздался звонок. Почему-то предчувствие... ну, когда снял трубку, то... - Полагаю, завтра к обеду вы будете уже дома, - сказал Торопов. - Можно было бы и сегодня вечером, но... Сами понимаете, вам же нужно вернуть одежду, а у сестры-хозяйки... Он, отвернув край рукава, глянул на часы. - ...Рабочий день уже окончен. То есть ушла она домой и будет, полагаю, завтра, часов этак в девять утра. К тому состояние у вас, смотрю, не очень хорошее. Сидите, такой сонный, вялый... "Неправда" подумал я. "Очень даже активный, совсем..." Но вслух ничего не сказал. И без того всё складывалось очень даже неплохо. Меня и в самом деле отпускали... Впрочем, почему отпускали? Меня ведь и не задерживали... - Собственно говоря, - продолжал Торопов, - вас никто и не задерживал. Так, оказали первую помощь... Не инвалидность же, в самом деле, вам оформлять! Здоровый парень, вся жизнь впереди... - Здравствуйте, Игорь... э... простите, отчество... - Здравствуйте. - Меня зовут Синеев Павел Андреевич. - Очень приятно. - Знаете, мне тоже... Хорошо, что я вас дома застал. Вчера звонил пару раз, так всё, знаете, длинные гудки... - Да, меня не было... до вечера... - Вот ведь как! А я, знаете ли, не догадался вечером перезвонить. Хотя, конечно, застать кого-нибудь дома проще всего вечером. Все, знаете, вечером дома сидят. Особенно в такую погоду... Хотя вы человек молодой, вам, наверное, и по клубам разным там походить хочется... - Я не хожу по клубам. - Что так? - Там слишком шумно. Вообще очень не люблю громкие и резкие звуки. Так чем обязан, Павел Андреевич? - Вы же, Игорь, один из постоянных авторов сайта "Белый Храм"? Я не ошибаюсь? Чёрт, откуда он взялся? Откуда он вылез, этот гад со своим неожиданным, ненужным мне теперь уже звонком? Да, когда-то я мечтал, мечтал о таких вот неожиданных звонках... "Скажите, вы автор? Не ваша ли статья?.. А это не вы написали?" Моё! Я! Но это было когда-то, очень давно. В этом году, но в прошлой уже жизни. Тогда мне нужно было что-то от тех, что читал мои статьи. Тогда я ещё чего-то хотел. Славы? Известности? Хотя бы среди тех, кто листает страницы на экране компьютера и в быстром беге их успевает различить имя автора... и запомнить... Но есть ли такие люди? Существуют ли они? Нет. Конечно, нет. Тогда чего хотел в прошлой жизни? Денег. Это последнее, чего хотел я. Есть, пить. Одеваться. Изо дня в день. А ещё - силой взгляда, желания... Да, одного лишь желания - душить, давить, резать. Так, чтобы жизнь обрела краску, яркость, смысл, контраст, Бога, Дьявола, кровь, плоть, семя, душу, слюну, язык, голову, волосы, глаза, кожу, дыхание, мочу... Говно! Говно! Говно! Говно! - Да, я. Вы не ошиблись. - Вот и