езучастные к самим себе - все, все до единого могли бы глотнуть свежего, морозного воздуха. Так, пару глотков. И ещё... Во время этого обхода спросят: "Ты кто? Почему ты пришёл к нам?" Я отвечу: "Меня никто не спрашивал. Меня привели насильно", Мне ответят: "Мы не можем тебя отпустить". И добавят: "Таков закон. Наш долг держать тебя. Ты будешь жить долго и счастливо". Я скажу: "Это просто процедура. Формальная процедура. Меня держат здесь не потому, что заботятся обо мне. Полагаю, что до меня вообще нет никому никакого дела. Полагаю, я нужен вам лишь для того, чтобы оправдать ваш собственный уход. Ведь и вас когда-нибудь отпустят. Пусть не сейчас, не скоро. Но наступит и ваш срок. Ваш хозяин спроси вас: "Почему вы до срока дали ему бежать? Разве не полной мерой отмеряна ему жизнь?" Вы ответите: "Не гневайтесь на нас. Мы сделали всё, что смогли. Мы держали его, хотя ему было плохо. Держали его так же, как держали и всех остальных. А ведь и им было плохо, и они тоже пытались бежать. Мы исполнили свой долг. Они были прикованы к жизни как к позорному столбу, они до конца, до самого позорного конца своего корчили рожи и пели срамные песни, славя Тебя! Но крепость цепи определяем не мы. Прости нас, если звенья её оказались так слабы..." Вот что вы ответите своему хозяину. Вот как вы оправдаете свою жизнь. Не бойтесь! Он поверит вам. И едва ли заподозрит в жалости ко мне..." Вот так я скажу. Но... Нет. Никто не идёт. Тишина. Холодок тянет по ногам. Так легче, легче. Можно и заснуть... Но... Кажется или нет? Заскрипела дверь. - Нет. - Как это "нет"? Лушенков сразу перестал записывать, подчёркнуто медленно и значительно ("всё-таки ты допрыгаешься!") отложил ручку и захлопнул блокнот. - Билет купил, гостиницу оплатил, товар передал... - Что передал? - Посылку он тебе передал? Для офиса своего? Слово "офис" Лушенков произнёс с протяжным шипением, словно нарочито издеваясь над этим (не слишком любезным сердцу его) словом. - Нет, - ответил я. - Ну, - улыбнувшись, сказал Лушенков, - тогда говори, как же дело закончилось. - Он отвёз меня в гостиницу. Вечером менеджер отеля передал мне билет. Потом позвонил Эдвин и сказал, что посылку передавать не надо. Она отправилась... "Красиво получается!" - ...С другим. - Что?! - Лушенков даже подпрыгнул на стуле. - С кем другим?! - Не знаю, - честно ответил я. И впрямь, что ещё можно придумать? Ещё кого-то впутывать? Лушенков с грохотом выдвинул ящик стола, снова выхватил фотографии и, привстав на стуле, поднёс их мне к самому носу (так что пришлось отвернуться на пол-оборота) и закричал, ткнув пальцем в подбородок беззаботно улыбающегося Ли (знал бы он, как бесцеремонно в далёкой Москве будут обходиться с его изображением): - Знаешь, кто это такой?! Знаешь?! Сказки мне рассказывать?!! Нет, ты знаешь, кто тут тебе гостиницы оплачивает? - Понятия не имею, - ответил я, отодвигая стул ближе к двери. - Думаю, сотрудник туристи... - Бандит! - заорал, окончательно сорвавшись, Лушенков. - Контрабандист! Понял, кто он?! Дошло?! Он - продавец оружия! Да на него в Интерполе ориентировка имеется! "Может, Ками и впрямь меня подставил?" подумал я. "Неужели он знал, что местная полиция может за Ли следить? Неужели кого-нибудь другого за мной нельзя было послать? Или и впрямь нельзя? Может, они все там... с ориентировками... Впрочем, знал ведь... Ну, если точно и не знал, так уж наверняка мог догадаться, с кем связался. Но ведь именно с такими людьми я и должен был связаться. Только с такими! Кто ещё владеет секретами бессмертия? Только они! И, в конце концов, не всё ли равно... Скоро конец..." - А ты знаешь, голубь, почему ты до сих пор не в Лефортово? - неожиданно успокоившись, спросил Лушенков. - Потому что вы добрые люди с открытой душой и доверяете своим гражданам, - с идиотски ясной улыбкой ответил я. - Правда? - Потому, - устало потирая лоб, ответил Лушенков, - что багаж твой протрясли и там... Он махнул рукой куда-то в сторону шкафа. - ...И здесь. И здесь, уж поверь мне, основательней, чем там. И тебя очень хорошо прошмонали. Заметил? - Что? - искренне удивился я. - Обыск в Шереметьево. - Нет. - Ну так, - самодовольно ухмыльнулся Лушенков. - Мастера ж работали! Но ведь... Он вздохнул тяжело. - Ведь нет ничего! "И телефон, может, тоже послушали" подумал я. "Катю вот жалко... Господи, и зачем она только связалась со мной? Почему, почему она заставляет меня о чём-то жалеть? Нет, о ком-то... А, впрочем, поздно... И всё равно! Всё равно!" - Конечно, - веско заметил Лушенков, - при желании у тебя в кармане и гранатомёт можно найти. Не говоря уже о пакетике с героином... - Так нет же его там! - простодушно ляпнул я. - А мы найдём, - уверенно заявил Лушенков. - Если надо будет... Понял? Я кивнул. - Но ведь надо-то другое! - с прежней досадой воскликнул Лушенков. - Не курьер нужен, и не засранец вроде тебя. Тебя же дурака как наживку использовали! Или канал проверяли, или нас же выманивали на свет... Лушенков вдруг замолчал и покосился на меня подозрительно. Я понял, что сейчас он сболтнул лишнее и хорошо бы сейчас очень натурально притвориться ничего не понимающим дурачком, иначе Лушенков пожалеет о своей болтливости и уж точно упрячет меня в Лефортово. От греха подальше... - Ну не понимаю я! Да, трудно изображать возмущение, да ещё и смешанное со страхом. - Чего? - угрюмо осведомился Лушенков. - Думал, презентация... Подзаработать хотел... - Тебе звонил кто-нибудь? - окончательно перешёл на "ты" Лушенков (видимо, решив, что наконец-то меня сломал). - После того, как ты вернулся? "А то сам не знаешь?" - Нет. Только родственники, друзья... - Подруги, - как бы между прочим добавил Лушенков. - Где праздник встречать думаешь? "Не у Феликса же в гостях!" - В Москве. - А точнее? - Дома. - У себя дома? - У себя. - А если в гости пригласят? - Не знаю... Я задумался на минуту. - Ну... может, и пойду... - Пойдёшь, - уверенно сказал Лушенков. - А вот если кто из Эдвинов тебе звонить будет, или прочих турагентов - ты с Синеевым свяжешься. Телефон я тебе сейчас продиктую. Слушай внимательно и не вздумай его записывать! И не вздумай его забыть! Позвонишь Синееву и скажешь, что материал для статьи готов. А уж он тебе скажет, куда подъехать. Будешь хорошо себя вести - может, и на гонорар наработаешь. Будешь плохо себя вести... Лушенков покачал в воздухе туго сжатым кулаком. - Раздавим! Как клопа! Нам международная общественность ещё и спасибо скажет. - Не понимаю я, что вам надо, - с сердитым сопением добавил Лушенков. - Кому - нам? - с нарочитой наивностью спросил я. - Вам - дуракам молодым, - пояснил Лушенков. И, бустро открыв ящик стола, вынул вырезанный из газеты листок. - Вот! Он взмахнул им и снова быстро убрал в стол. - Не понял, - сказал я с теперь уже не наигранным, а самым искренним недоумением. - А что тут не понять! Лушенков пальцем постучал по краю стола. - Вот, придурок один... Книжек начитался всяких, по интернету шастал... Для чего эту сеть-то чёртову сделали? Для таких вот сумасшедших? Так это... Надумал рицин в домашних условиях производить. Да сам чуть не скопытился. На себе, что ли, проверял? Так это... Лушенков усмехнулся. - Пишут тут... Интересно, прямо... Как его откачали, так он прямо в реанимации речи начал толкать. Пророчествовать начал, да так, что Иоанн-апостол просто обзавидовался бы. Так прям и пишут... Дескать, видел он маленького человека с железной птицей на плече... а птица рождена из гнилого черепа, будто из яйца... Я вздрогнул и отвернулся. И сжал пальцы в кулак. -...И бедствия великие, и мёртвые воды, затопившие землю, и чума! И погибнет... Нет, вот так прямо и написали! Додумаются же! Лушенков хихикнул и показал большой палец. - Во! Первостатейный псих! Третий глаз у него, видите ли, открылся. Вот додумаются же, писаки, журналисты эти! Сами, небось, пророчеств насочиняли, лишь бы читателям головы позабивать. Лушенков вздохнул. - Ладно, курьёз это, конечно. Ну а вообще - чего ж вам, молодым, не хватает? Спокойствие в стране, стабильность, понимаете ли. Зарплаты теперь высокие стали, кредиты вот дают. Учись, работай Живи, наконец! Танцуй, за девчонками ухаживай. Зарабатывай... Что, мало разве? Ещё чего-то хочется? Чего вас всё то в политику тянет, то в хулиганство какое-то? Не всех, конечно, некоторых. Но я вот понять хочу. Вам что, ещё какой-то жизни надо? Кроме этой? Так нет её, другой жизни. Живите той, какую вам дали. И не пытайтесь другую найти. А то свяжетесь с такими... Или с вами свяжутся. Вон, с тобой-то связались уже. "Знал бы ты, как ты прав" подумал я. "И ведь вовремя я умирать собрался!" - Давай пропуск, - сказал Лушенков. - Отмечу. И реши на досуге, как ты выпутываться будешь. Смерть. Прощание с Птицей. Заскрипела дверь. Долго, протяжно, трескуче, словно старческим долгим, хрипящим выдохом о погоде, о полночи, о тусклой лампе в подъезде, о мелких монетках в стынущих, деревенеющих пальцах, о затянувшейся жизни, затянувшейся как жалобный этот вздох - прервалось, наконец... И то хорошо. И никого этот долгий звук не разбудил. В дверную щель упал синеватый свет ночника. Размытая, расплывшаяся, неясная тень качалась в тусклом, слабом луче - из стороны в сторону, клонилась вправо и влево, словно в замедленном, лунном, странном танце. Я услышал тихий шорох, шорох шагов. Странных шагов - с лёгким, едва заметным цоканьем по полу... Когтей? Не може