я. Особенная судьба - не дворцы, лимузины и яхты. Бывает и так, но всегда. Всегда - бессмертие. Это, конечно, больше, чем все дворцы мира, вместе взятые. Но... Сможешь ли ты это понять? И что за бессмертие тебе дадут? Красная фишка... - Я птицу убил, - признался я. - Когда-то давно, в детстве. Голубя... Облил ацетоном и поджёг... Зачем я признался в этом? К чему? Да и было ли... - Враньё! - ответила она. - Всё - враньё! - Но это так. - Ложь! - клюв снова выщелкнул слепящие, звонкие искры. - Я всё знаю про тебя. Каждый шаг, каждый вздох твоей серой, убогой жизни известен мне. Ты видел Книгу Судеб? Ты думаешь, она на небесах? Чепуха! Может, для кого-то припасена и такая Книга, да только не для тебя. Та Книга, в которой описана твоя судьба, хранится в пыльной кладовке в одном заброшенном доме, в маленьком городке недалеко от Рязани. И та жизнь, от которой ты убежал, вор проклятый, описана разбавленными фиолетовыми чернилами, подробно описана, день за днём. Описана до самого сегодняшнего дня, до этого самого часа. И есть в ней ещё страницы, да будут они вырваны сегодня и уничтожены! Но в этой Книге нет записей о голубе! Нет! Ты сам это придумал, сам в это и поверил. Поверил, что убил птицу, а на самом деле никого не убивал. Жалкий человек, жалкий. Даже ничтожество у тебя выдуманное, ненастоящее. Как я устала, как я устала... Птица закрыла глаза. Я ждал и хотел услышать, что же скажет она ещё о будущей моей судьбе (хоть и не верил ей до конца, подозревая подвох и лукавство, но, в то же время, было что-то внутри меня, не внутренний голос, а какое-то странное, не осознанное до конца чувство её правоты; нечто, подтверждающее её слова), но она молчала и как будто погрузилась в тихую и такую неуместную сейчас дрёму. Она прикрыла глаза и пальцы её скребли отросшими ногтями жёлтый линолеум, словно пытаясь зацепиться за него, чтобы не соскользнуть в сон. - А ещё что? - тихо спросил я. - А?! Что!? - испуганно встрепенулась Птица и с железным грохотом подскочила вверх. - Тише ты, - прошептал я. - Разбудишь... объясняй потом... - Нет, - переведя дух, ответила Птица, снова надевая на голову кастрюлю, - никто, говорю тебе, никто не услышит нас. Я заснула как будто? - Вроде того, - сказал я. - Сморило? Или сонная стала от расстройства? - Может, выпьем? - предложила вдруг Птица. - Я сгоняю, тут недалеко. - С чего это вдруг? - удивился я. - С чего это ты добрая такая стала? - Выпьем, - будто не слушая меня, продолжала Птица. - Помянем... глупца несчастного. Вот выгонят тебя завтра - а лучше бы ты здесь оставался. Но... Не останешься, конечно. Всё, всё уже решено... Жалко. Не ожидала я такого от тебя, не ожидала. Я ведь думала - время у нас ещё есть... Выходит - нет. Я чего выпить-то предлагаю... Ты знаешь... Те, кому красная фишка выпала... Тут такое дело... В общем, не живут они долго. Не живут! - Ты где будешь Новый год отмечать? - А он скоро? - Что? - Новый год скоро? - Да ты и впрямь не в себе... Что с тобой? - Голова болит. С утра. Давление, наверное... - Через два дня. Сегодня же двадцать девятое. - Скоро... Не знаю, где я буду. В Москве, наверное... - Хочешь, по городу погуляем? - Я скучный. Плохой компаньон. Всегда был скучным, а в последнее время стал просто невыносимым. - Это от одиночества. Пишешь что-нибудь? - Теперь уже ничего. Слабею. В тот день началось. Поднялась температура. Качало. Серый туман поплыл перед глазами. Сколько дней прошло с момента заражения? Не помню... Кажется, двадцать два... Или двадцать три? Ками говорил о двадцати пяти- тридцати... Ошибался? Впрочем, я не умею мерить время. Дни летят незаметно, похожие один на другой. Сколько прошло, сколько осталось... А сколько осталось? Да и болезнь ли это? Та ли эта Болезнь? Быть может, я просто заразился гриппом... Или первый приступ - лишь предупреждение. У меня в запасе ещё много, много дней. Десять, пятнадцать. Возможно, я успею закончить записи, рассказать о... Да, на пятое января. Мама договорилась. Она звонила мне вчера. Она договорилась с братом отца, Петром Николаевичем... Дядей Петей. Он поедет на кладбище пятого января. И возьмёт меня с собой. Кажется, я доживу. У меня ещё много сил. Я чувствую себя хорошо. Завтра я пойду в одно очень уютное кафе. В центре Москвы сугробы темны и высоки. Я пью кофе. Много посетителей. Но за столиком я один. Чёрная зимняя вода за окнами и люди-рыбы, бесшумно открывая рты, медленно плавают от фонаря к фонарю. Морит сон и сладкий мёд склеивает веки. Этот вечер слишком тих для меня. Мне кажется он долгим, бесконечным. Я достаю газету, пытаюсь читать. Строчки плывут и тянутся в чёрные нитки. - Простите! Кажется, кто-то толкнул меня. И извиняется. Или это я сам извиняюсь перед кем-то. А почему? За что мне извиняться? - За что мне извиняться?! Официант испуганно отступает на шаг. Он протягивает мне сдачу. - Не за что. Приходите ещё. Папка тёмной кожи на столе. Счёт, сдача - двадцать три рубля пятьдесят копеек. Я забираю деньги. Все, до копейки. Ничего не оставляю на чай. И откуда такая скупость? Патологическая скупость. Мне жалко. Жалко платить. Жалко оставить после себя хоть что-нибудь. Жалко делиться воздухом. Мне хочется забирать. Забирать. Забирать! Хватать всё, что вижу. Тащить всё, до чего могу дотянуться. И складывать, складывать, складывать к себе в карман. Как жаль, что карманы мои не бездонны! Но я не могу, не могу оставить хоть что-то после себя. Не могу ничего оставить себе. Не могу оставить надежду на спасение даже самым близким людям... Ведь они есть... Как странно, что именно теперь ощущается что-то... Что-то похожее на тепло от их присутствия. Это не компромисс. Я не дам жизни ни малейшего шанса! Да и будь во мне любовь; не капля, а целое море, океан самой чистой, божественно чистой любви - поступил бы я по-другому? Оставил бы я хоть кого из близких мне людей на мёртвой, мною выжженной, мною убитой планете? Нет, конечно. Я не передумал. Я ни о чём не жалею. Всё сделано правильно. Абсолютная власть... Как, оказывается, легко ей распорядится. Надо просто убивать, убивать, убивать. День за днём. Смерть прекрасна! Смерть удивительна! Смерть человека приносит радость и облегчение. Я одеваю куртку. Выхожу из кафе. Кислая снежная каша хлюпает под ногами. Боги мои, только сейчас я начиная в полной мере осознавать, в полной мере ощущать своё счастье! Суки, я убиваю вас! Вас, сопливые пацаны, пьющие пиво у подземного перехода. Вас, весёлые ****и на автостоянке... Паркуетесь? Хороший вечер? Вас, менты на перекрёстке! Вас, уличные торговки! Серые, мороженые апельсины... Вас, весёлые парни с яркими рюкзаками! Куда спешите, куда? Вас, женщины! Вас, дети! Суки! Суки - дети! Вам не вырасти! Вам не жить! Я так решил! Я решил за вас! Вот стоит перед вами ваше будущее. Чёрная кожаная куртка, рукава потёрты на локтях. Всклокоченные волосы, сонные глаза. Широким кругом на шее синий вязаный шарф. Пальцы в ознобе не попадают в узкие перчатки. Вы, должно быть, думали, что ваше будущее выглядит по-другому. Я и сам так думал. Лет пятнадцать назад я и сам не хотел видеть себя таким. Но вот, привык... Это ещё ничего! Я-то ещё жив! А вы - мертвы. Мой Бог сотворил вас по образу и подобию своему. Вы мертвы потому, что Он мёртв. Но в смерти Он сильнее всех, потому что повелевает ей. Красные пятна на ваших рожах - образ Его. - Ты мёртв! - кричу я и пальцем показываю на прохожего. Низенький мужичок в коричневой дублёнке и старомодной кроличьей шапке моргает испуганно и обходит меня стороной. Я плюю в его сторону. Он вжимает голову в плечи и бежит прочь. Колени его в суетливом беге поднимаются так высоко, что полы дублёнки взлетают воробьиными крыльями. - И ты мёртв! И ты мёртв! И ты тоже! И ты труп! И ты покойник! И ты будешь смердеть! И ты! И твоя мать сдохнет! И твои дети будут гнить на кладбище! Все! Все будете гнить! Ваши утробы, ваши *** гнилые, ваши зелёные, разлагающиеся яйца, ваша трупная сперма - всё здесь! Всё - прямо сейчас! Боги мои, какая красная пелена перед глазами! Я сжимаю зубы так, что их ломит, пронзает боль. Но всё равно не могу остановиться! Рот мой против воли зловонной блевотой выбрасывает слова. Одно за другим. Как сладко! Спасибо вам, боги мои! Спасибо тебе, Ками! Никогда ещё я не был так счастлив. Вот он, самый прекрасный, самый чудесный день моей жизни. Силы покидают меня. Я сажусь на асфальт, в самый центр огромной лужи, заполненной мутной, талой, коричнево-бурой водой. Оранжевые пятна фонарей прыгают вокруг меня, кружатся над моей головой. Я счастлив! Счастлив! Я зачёрпываю воду из лужи и медленно лью на лоб. Жирная, масляная, тёмная вода медленно стекает по щекам. Капли падают на губы. Я пью. Она горчит. - Суки! Все проходят мимо. Обходят меня. Я плачу и слёзы смешиваются с ледяной водой. Я не ожидал, не думал об этом, не планировал, боялся загадывать, боялся спугнуть, боялся просто представить себе этот самый великий, самый прекрасный миг моей жизни. Миг высшего моего торжества. Пусть так! Именно так и становятся повелителями Вселенной! Кто-то топает сильно по луже - и брызги летят мне в лицо. Я вытираю капли и слёзы. Улыбаюсь. Улыбка всё шире, шире. Я не могу сдержать её. Белой, бесчувственной резиной тянутся губы. И смех - снова трясёт меня. Я поднимаю голову, я смотрю в сине-чёрное небо, в котором белыми и жёлтыми р