е застегнул "молнию" до горла. Быстрым, боязливым движением. Он увидел мои глаза и не решился оскорбить меня. Он отошёл на шаг назад. Моя власть! Я плюю в его сторону. Вязкая слюна комком летит ему под ноги. Я закрываю дверь. - Поехали... - Выпил что ли? - участливо спрашивает таксист. - Выпил, - соглашаюсь я. "Воды смерти..." - Мутит? Я молчу. Через минуту спрашиваю его: - Долго ещё? Как там, до этого переулка... - Скоро уже, - отвечает таксист. - Крепись, сейчас приедем. Я заказал такси. На метро мне уже не добраться. - ...Самому стать оружием? Артур замолчал и испытующе посмотрел на меня. Что он ожидал увидеть? Удивление? Оторопь? Радость от осознания того, что надежды, самые несбыточные и сумасшедшие надежды начинают, кажется, сбываться? Счастье от осознания того, что удалось сломать наконец обросший прочной костью хребет бытия? Он говорил долго, почти час. Я слушал его, не перебивая, и мне казалось, что и встреча эта уже была, и рассказ Артура и само его предложение принять в своё тело самую опасную в мире заразу и в обмен на свою жизни получить абсолютную власть над жизнями людей... что людей! всего рода человеческого!.. Мне стало казаться, что всё это уже было. Встреча наша уже прошла когда-то, быть может, сотни три лет назад. И уже тогда дал своё согласие, да вот только или умер после этого несколько раз, или просто забыл о нашей договорённости. И вот теперь, то ли в наказание за все безвременные смерти свои, то ли в наказание за свою забывчивость - снова встречаю его, всё того посланника, снова слушаю его длинный рассказ и снова соглашаюсь. - Я уже давал согласие... - Когда? - спросил Артур. - Когда проходили регистрацию? Там могли спросить только согласия на встречу, беседу. Не более того! Всё остальное - против правил... - Не знаю, - неуверенно ответил я. - Мне кажется, что я... - Соглашались? - Да, именно так. - Это бывает... Артур улыбнулся и подошёл к окну. - Зима в этом году не ранняя? - Нет, - ответил я. - Почему вы спрашиваете? - Я не каждый год приезжаю в Россию, - объяснил Артур. - В прошлом году, например, не был. Совсем. Тогда была ранняя зима? - Не помню. - Тяжело, должно быть, переносить слишком долгие зимы, - задумчиво произнёс Артур и отошёл от окна. Ему-то откуда знать! - Вы уверены в успехе? - спросил я. - Вы слышали что-нибудь об эпидемии чумы в Европе, что была в четырнадцатом веке? - спросил Артур. - О страшной эпидемии, что уничтожила едва ли ни четверть населения тогдашней Европы? Впрочем, некоторые исследователи утверждают, что погибла не четверть населения, а треть. Память о ней - в подсознании европейцев. Страх не прошёл до сих пор. Чумные блохи и заражённые крысы изменили сознание Европы, навсегда заразив его страхом смерти. Особой, невидимой, внезапной смерти! До сих пор во многих европейских церквях можно увидеть роспись на стенах или мозаику на стрельчатых окнах с одним и тем же сюжетом и названием. И название ей: "Пляска смерти". Смерть радостная, весёлая, стремительная как молния и неудержимая как сам гнев Божий. Смерть лежит рядом с вами в постели, ходит с вами по улице рука об руку, смеётся и печалится вместе с вами, танцует с вами, дышит вам в лицо и в затылок. Но вы её не чувствуете. Потому что она уже стала частью вашей жизни, вашего бытия. Частью вас самих. Она ведает предел вашего земного бытия, вы - нет. И вот она уже - не посланник Бога. Она сама - Бог. - Я не верю в Бога, - заметил я. - В богов... - Хорошо, - согласился Артур. - Смерть - старший из них. Она выше их. Боги умирают. Они не бессмертны. Они просто живут немного дольше людей. А вы знаете, что великая эта эпидемия была последствием применения вырвавшегося из-под контроля бактериологического оружия? - То есть... Поясните, Артур. - Охотно. Генуэзская колония в Крыму, славный порт Кафа, был осаждён ханом Джанибеком Кипчаком. Упорство осаждённых взбесило честолюбивого полководца и хан, не слишком-то глубоко всё продумав... Артур развёл руками и покачал головой, словно осуждая легкомысленного степного захватчика. - ...Решился на применение весьма опасного оружия. Бактериологического! Чума бродила в окрестностях Кафы, жители Крыма уже умирали от неё, но количество заражённых до эпидемического уровня пока не дотягивало. Собственно, жертвы исчислялись десятками, ещё не сотнями и тысячами. Население Крыма было немногочисленным, рассеянным, а для эпидемического броска чуме нужны перенаселённые города, желательно - с обилием нечистот. Но трупы умерших от чумы уже попадались в окрестностях Кафы. По приказу хана воины собирали эти трупы, разрубали их на куски и катапультами забрасывали в осаждённый город. Остроумное решение? Или глупое и непродуманное? Что поделать, жажда крови, жажда победы - сильнее доводов благоразумия. Кстати, возможно именно это событие, а не американские бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, явилось первой попыткой применения оружия массового поражения на практике. Дикий степняк Джанибек обогнал на несколько столетий гениального Оппенгеймера! Каково? И его оружие угробило куда больше людей, чем атомная бомба. - Выморенная чумой Кафа, конечно, сдалась, - продолжал Артур. - Татары захватили город. Джанибек Кипчак ликовал и праздновал победу. Как он, должно быть, гордился собой! Своим полководческим даром, своей способностью находить нестандартные, творческие решения для сложных боевых задач! Гений, слов нет! Первый революционер, первый преобразователь евроазиатского масштаба! Да, такой вот праздник... Генуэзские моряки, что пережидали на рейде осаду Кафы, получили от хана разрешение войти в порт и забрать со складов свои товары. Едва ли хан сознательно планировал направить "чёрную смерть" в Европу. Он просто не хотел напрочь испортить отношения с могущественной и богатой Генуей и окончательно отпугнуть итальянских купцов от контролируемого татарами Крыма. Но если бы планировал!.. О, если бы планировал и делал всё осознанно - ему можно было бы ставить памятники возле каждой военной бактериологической лаборатории мира. - Чумные крысы пробрались на итальянские корабли и сошли на берег уже в Италии. И понесли "чёрную смерть" по городам Европы. Чума ударила по Европе сотнями атомных бомб! Вымирали целые города... Да что города - провинции, области. Ещё немного - и вымирали бы целые страны. В течение нескольких лет Европа была полностью открыта для любого вторжения. Если бы нашёлся завоеватель, чьё войско невосприимчиво к "чёрной смерти" - он завоевал бы Европу практически без потерь. А если бы Джанибек планировал и тотальное заражение и последующее за этим вторжение - он бы вошёл в историю как самый остроумный и удачливый полководец. Но, увы! Чума сгубила и войско самого Джанибека. Так ничего он, конечно, не планировал, кроме взятия провинциального, хотя и довольно богатого городка в Крыму. Он был из числа тех избранных Смертью слепцов, что открывают ей ворота, но не видят, не чувствуют её приближения. А вы... Артур остановился на секунду. Посмотрел на меня. И тут впервые я увидел какой-то странный, белый, яростно пляшущий огонёк в его глазах. - ...Вы, Игорь, имеете редкую, уникальную возможность открыть ворота сознательно. Вы станете самой опасной чумной крысой в истории человечества! И любой берег, на который вы сойдете, станет берегом смерти. Никому, поверьте, никому ещё не выпадала такая честь! - Мне, наверное, - после минутного молчания ответил я, - надо бы согласиться. Я же соглашался когда-то... Вот только, честное слово, никак не могу вспомнить - что же тогда помешало... Что? В кабинете было темно, освещался он лишь настольной лампой. Потому размеры его я оценил не сразу. Лишь постепенно глаза мои привыкли к полумраку и сгустившаяся было вокруг меня темнота разошлась, посветлела, стала прозрачной, словно чёрный чай, разбавленный лимонным соком. И стены этого кабинета, необыкновенно, неправдоподобно далёкие, появились из темноты белыми ореховыми разводами декоративных панелей. - Ну как? - спросил Виктор. Он с усталым стоном поднялся, шаркая ногами добрёл до широкого дивана, обтянутого белой, лоснящейся под молочным ламповым светом кожей. Согнулся со стоном и медленно, кряхтя и постанывая, сел, опустил отяжелевшее от беды тело на заскрипевшую кожу. - Хорошо, - ответил я. - Вот так и живу, - отозвался Виктор. - Или жил? Вот оно как... Он наклонил голов вбок. И, словно голова перевесила и потянула на себя туловище, сам покачнулся и лёг на бок. - Тяжело сидеть стало... Тяжело... Меня поразило его лицо. Когда я зашёл в кабинет (секретарь не хотела поначалу меня пускать, но Виктор крикнул ей из закрытого кабинета что-то очень грозное и обидное... так громко, что мы оба вздрогнули, я и секретарь... она виновато улыбнулась и пропустила меня), Виктор сидел за столом, низко опустив голову. Потом он поднял глаза - и я вздрогнул! Боги, неужели я буду выглядеть так же?! Лицо его было тёмно-красного цвета, словно вымазанное густой, запёкшейся кровью. На шее и лбу отчётливо были заметны большие, фиолетово-синие, вспухшие пятна, словно оставшиеся от долгих побоев. Из носа у него, видно, часто шла кровь, оттого в одну ноздрю была вставлена скрученная ватка, а к другой он часто прикладывал грязный носовой платок. Глаза его глубоко ввалились, и при свете лампы казалось, что их и вовсе нет, а на месте их лишь широкие, чёрные, бездонные глазницы..