Мистерия литературы – это, преж¬де всего, грандиозный проект космической переориентации человека.
Доктора философских наук Ю. Школенко, критикуя в книге «Космический век» теорию метакода, сообщает множество любопытных подроб¬ностей, на мой взгляд, только подтверждающих правиль¬ность моего пути. Приведу эти высказывания полностью:
«За рубежом да и у нас в стране предпринимаются по¬пытки связать некоторые феномены общественного созна¬ния, особенно культуру и искусство, с естественными феноменами во Вселенной, сопоставить нащупываемые наукой законы эволюции Вселенной с законами челове¬ческого мировосприятия, образного мышления, подсозна¬ния. Задача на первый взгляд недостижимая, но в принципе не лишенная смысла, тем более что древняя идея единства космоса и человека, макро- и микрокосма, признается и обос¬новывается современными космологами.
К сожалению, подчас эта задача решается на уровне умозрительных построений, по сути дела, идеалистических и граничащих с мистикой. Например, американский физик Хейнц Пейджелс полагает, что единый «космический код», представляющий собой некое «послание», управляет не толь¬ко естественными процессами во Вселенной, но и социально-культурными процессами в человеческом обществе. Существует ли «космический код», разумеется, не в виде «послания» от внематериального субстрата, то есть бога, а «встроенный» материей в самое себя, сказать пока трудно. Но вот генетический код, относящийся к биологической ступени движения материи, существует бесспорно. Проник¬новение в тайну генетического кода, программирующего развитие всего живого на Земле, конечно, может приоткрыть завесу еще более грандиозной тайны — возникновения живого из неживого... Этот процесс, как показывают послед¬ние данные астрофизики и земной планетологии, явно имеет не только земные, но и космические истоки. Однако считать запрограммированным этим генети¬ческим кодом, в свою очередь ведущим начало от «косми¬ческого кода», развитие разума и культуры на Земле было бы ошибочным. Социальные процессы имеют собственную природу и собственные закономерности—те самые законо¬мерности, основу которых составляют коллективность и ору¬дийная деятельность, о чем мы уже говорили и что снимает мистическую тайну с процесса превращения живого в разум¬ное.
А между тем вот какие, например, изыскания в области космоса и культуры проводит профессор из Лилльского университета Б. Же (Франция). Анализируя сказки Пуш¬кина (о попе и его работнике Балде, о мертвой царевне и семи богатырях, о золотом петушке и о царе Салтане), он усматривает в них «космическую ось социальности», кото¬рая, если она разрушается (скажем, отказ царя отдать звез¬дочету шемаханскую царицу в благодарность за золотого петушка), ведет к гибели разрушителя. Профессор Же верно замечает, что всякая сказка уходит корнями в первобытное сознание, но само это сознание, по его мнению, уходит еще дальше — во все ту же «космическую ось», существа которой он не определяет. Собственно говоря, сам Пушкин оказывается здесь ни при чем, хотя подлинно космические мотивы, уже упоминавшиеся нами, были присущи его творчеству.
На наш взгляд, далек от строгой научности и Константин Кедров в своем эссе «Звездная книга», где он проводит мысль о действии в фольклоре разных народов, да и в некоторых художественных произведениях более близкой к нам эпохи (например, в повести Льва Тол¬стого «Смерть Ивана Ильича»), некоего «метакода», рас¬крытие которого якобы позволяет многое прояснить и в за¬гадках древних цивилизаций, и в современном осмыслении единства человека и космоса. Так можно прийти к утвержде¬нию, что все сложности нашего существования и разнообра¬зие нашей истории, эмоций, восприятия и т. п. были зало¬жены в первичном «галактическом яйце», давшем начало нашей Вселенной, что, собственно говоря, и утверждал астрофизик И. С. Шкловский в своей в общем-то весьма содержательной и интересной книге «Вселенная, жизнь, разум», выдержавшей несколько изданий. Однако в философии это называется предопределенностью, провиденци¬ализмом, преформизмом, фатализмом, которые чужды и материализму, и диалектике.
Конечно, рассуждения о «метакоде» импонируют чело¬веческому пристрастию ко всему таинственному и чудо¬действенному. Но, как нам представляется, все это уводит в сторону от реальностей космонавтики и космического века».
Вот ведь как интересно: оказывается, у меня есть еди¬номышленник — профессор Лилльского университета Б. Же. Жаль, что труды его опубликованы у нас лишь в 1983 году, спустя год после публикации моей статьи «Звездная книга». И уж совсем интересно, что неведомый мне амери¬канский физик Хейнц Пейджелс в том же 1982 году пришел к тем же выводам, что и я: есть единый космический код.
Критикуя астрофизика И. С. Шкловского, Ю. Школенко припомнил сразу три «изма»: провиденциализм, префор¬мизм, фатализм. Не многовато ли для одного выдающегося ученого? Давайте вспомним, ведь во всех этих «измах» обвиняли и генетиков, первооткрывателей генетического кода.
Что же касается теории антропной инверсии человека и космоса, то она, по-моему, вполне созвучна такому высказывании Ю. Школенко: «Бесконечный человек, который пусть интуитивно, но справедливо именовался «микро¬космом» со времен античности, в конечном счете соизмерим не с конечной Землей, а с бесконечной Вселенной, с «макро¬космосом». Еще и еще раз мы убеждаемся в том, что Homo Sapiens есть в некотором роде Homo Cosmicus — «человек космический».
Термин «Homo Cosmicus» я впервые предложил в 1984 году именно в этом смысле. В журнале «Техника — моло¬дежи» (1984, № 1) мой доклад был частично напечатан. Он заканчивался словами: «Мы стоим на пороге рождения чело¬века космического».
Думаю, что существование или несуществование метакода — это вопрос не мировоззрен¬ческий, а сугубо научный. Тут покажет время.
Что же касается метакода на уровне искусства, то здесь его присутствие становится сегодня почти очевидным. Однако доводы уважаемого философа убеждают меня в том, что саму идею метакода понимают слишком буквально. Код вовсе не означает стопроцентной предопределенности истории человечества. Образно говоря, это как бы гениальный замысел природы и мироздания. Замысел из¬менчивый и подвижный во времени. Только с высот вечности линия мировых событий выглядит неподвижной. В нашем времени и пространстве она вычерчивается нами.
Когда же речь идет о метакоде в литературе, тут уж совсем тонкая материя. Мне бы хотелось предостеречь читателя и от буквального и от фантастического толкования реальности, о которой идет речь.