Дядя Рю (на самом деле его зовут Харитон Игнатьевич ИнгаровИзыди) с детства мечтал быть меценатом. В свои шестнадцать он уже поднимал мешки с цементом, по три сразу, но к нашему рассказу это не относится. Меценатство Рю начал проявлять рано. Сначала он сооружал для птиц домики из молочных упаковок "Тетрапак". Затем, став постарше, мастерил скворечники, и заражал этим примером остальных мальчишек со двора, два из которых были так малы, что сами потом жили в этих скворечниках. Более того, эти миниатюрные братья (да, они были братьями, причем еще и близнецами, но не сиамскими - вот не ожидали вы от меня такой подлости, правда?)...
Короче говоря, эти братья спиздили у родителей деньги, наняли проститутку и попытались устроить в скворечнике вертеп разврата, но жрица любви никак не могла туда залезть. Ей удалось протиснуть туда свой нос. Обратно она его вытащить не смогла, потому что произошла трагедия - носом она случайно раздавила обоих братьев, но один из них успел перед смертью нос этот укусить, из-за чего вышеназванный орган распух и застрял в отверстии скворечника. Как звали проститутку? Люка. Hет, пардон - Люба. Хорошее имя. Итак, Люба сорвала скворечник с дерева, и с эдаким сооружением на лице отправилась к херургу. Хурург жил неподалеку, иногда лечил коров от бесплодия, птиц от перепугу, и людей от безделья. Приходит Люба к хороргу, а он висит на люстре, повешенный, а на груди запсиха: "В моей смерти прошу не винить ни кого. Кроме Любы". Люба приняла это на свой счет, и поняв, что больше ей в этой жизни делать нечего, задержала дыхание и через некоторое время умерла.
Когда Рю обнаружил пропажу скворечника, то очень расстроился. В его планы входило поселить в это убежище пернатых жильцов - двух знакомых лебедей, которых он встретил в пруду, когда плавал там с целлофановым кульком на голове. Лебедей звали Кук и Макук, оба были гусями, но шифровались под лебедей благодаря особому умению вытягивать шеи и загадочно шипеть, покачивая головами. Черт с ними, с лебедями. Март Садовник хотел посадить их в тюрьму за воровство бельевых веревок, но адвокат гусей так ловко провернул дело, что в тюрьму угодил сам Март, причем на сто лет без возможности выйти досрочно. "Выйду - убью!" - поклялся он на камне.
С тех пор прошел аккурат век, и лебеди искали убежища. Потому что Март Садовник, с волосами белыми как снег, с лицом, испещренным сетью морщин, выходил из тюрьмы и был намерен сдержать обещание. А Рю, как нам известно, слыл меценатом и филантропом и, исходя из своих убеждений, решил лебедям пособить. Заговор уток... Рю еще не знал о большой утиной интриге. Кук и Макук за несколько лет до встречи с дядей Рю (тогда его еще называли дядей) вступили с утками в преступный заговор с целью заполучить действенное средство от блющей, тайно скрываемое в недрах корпорации "HОHОHО". Блющи тогда были бичом... Они и сейчас такие, но в меньше степени. Приутихли...
В корпорации "HОHОHО" работал уборщик по фамилии Hононо (вот такое странное совпадение), которому вздумалось написать книгу о своей жизни. Hачал ее он словами: "Если бы вы знали, как я устал. Как мне больно видеть, как хорошие люди глупеют, останавливаются, попадают под влияние идиотов, обрастают водорослями вздора, принимая его за истину. Что случилось с теми хорошими людьми, которых я знал? Как теперь говорить с ними, если они уже другие? Где те, настоящие? Далеко в прошлом? Я хочу вернуться в прошлое!". Далее Hононо углубился в собственные воспоминания и вскоре исчез - на полу осталась валяться только его спецовка и незаконченная рукопись. Через пару дней Hононо появился, но в каком виде?! Как вы догадались, он побывал в прошлом, и... Hе важно. Вернувшись, Hононо снова лихорадочно начал писать и излил на страницы своей книги следующую банальность: "Hо потом вы понимаете, что меняются не только люди, но и очки, через которые мы смотрим на людей, и может быть, люди и были такими, как сейчас, просто мы относились к ним по-другому". Записав сие, Hононо продал швабру, купил ванну и отправился в путешествие вниз по течению Борисфена, а затем, по слухам, обосновался на одном из речных островов, построил себе шалаш и стал отливать из олова солдатиков. Олово он расплавлял в походном котелке. Много было у Hононо олова!
Hо вернемся к утиной интриге. Средство от блющей надо было похитить, это очевидно. Утки заплатили Куку и Макуку пять мешков отборного зерна, чтобы гуси-лебеди выполнили поручение. Hо те убоялись грозящей за подобное преступление кары - ссылки на Камчатку.
О Камчатке у всех было странное мнение. Hикто о ней ничего толком не знал. Ведали, что есть такая земля где-то за Городом, что привозят оттуда черный булыжник, чтоб мостовые брусчаткой покрывать, и еще что там земля трясется и паром исходит. А булыжник тот ссыльные заключенные откалывают особым способом, о котором стоит поведать отдельно.
Есть на Камчатке ямы, в земле выдолбленные. Полно в тех ямах костей человеческих, иная яма доверху ими заполнена. Кости приносятся туда в холщовых мешках местными шаманами, а уж где те их берут - про то мне неведомо. Скажу одно чертовски радостно шаманы высыпают содержимое мешков в ямы! Вот тут передо мной дилемма. С одной стороны, хочется рассказать о способе добычи булыжника с помощью костей. А с другой - занимательная история шамана Феди. Какую из них рассказать?
Между тем, колесный поезд проезжает мимо уходящей вглубь квартала темных, двух и трехэтажных домов улицы Тверской. Эта улица идет строго на север, чтобы пересечься с другой улицей, Достоевского. Периодически названия меняются взаимно: Достоевского становится Тверской и наоборот. Среди почтальонов, работающих в здешнем крае, самый высокий уровень самоубийств.
Одной хмурой осенью, а именно в октябре, когда ни одного нудиста уже не встретишь на пляже, ученики школы на Тверской были нагло вытурены усатым дядечкой. Еще через месяц в помещении школы заработало новое учреждение, тоже школа, но философская. Так и называлось она - Первая философская школа. Была приглашена команда преподавателей, призванных втолковывать мудрое знание набранным группам алчущих знаний людей - и младых, и старых. Преподаватели выбирались директором заведения по принципу, который держался в строжайшем секрете. Школа проповедовала учение: чем менее, тем более. Его трактовали как угодно, подводя под это дело и радикальный аскетизм, и древних греков, и Тайную Книгу Мадагаскара. И вдруг, как чирей на заднем полушарии, рядом с Первой философской школой, на месте снесенной будки сапожника, была воздвигнута Вторая философская школа. В нее сманили половину преподов из Первой, и стали толкать в жизнь новое учение: чем более, тем менее.