— Но вы ей поможете? – с надеждой спросил Гарри. Сейчас он временно забыл о своей неприязни к профессору зельеделия.
— Если еще не поздно. Эта мазь способна обратить действие заклятий, но только в том случае, если дело не зашло слишком далеко, — мрачно ответил зельевар. Его руки уже закончили намазывать живот девушки и сейчас сместились к ногам. Он поднимал их по одной и методично смазывал от кончиков пальцев до бедер.
Северус чувствовал тело девушки под его руками, чувствовал судороги, которые прокатывались по нему, но он ощущал это так, как будто это были чужие руки. Они словно онемели. А еще он не чувствовал ничего, хотя бы отдаленно напоминающее возбуждение: ни когда прикасался к ее груди, ни когда скользил ладонью по внутренней стороне бедра. А ведь это была самая желанная для него женщина на свете. Но он знал, через какую боль она прошла, знал, через какую ей еще предстоит пройти. Он почти ощущал эту боль. Она добавилась к напомнившей о себе мигрени. К горлу подкатила тошнота, но он подавил приступ. Воспользовавшись помощью ребят, он перевернул Гермиону на живот, методично обработал спину, под ненавидящий взгляд Уизли скользнул по ягодицам, а потом снова перевернул ее на спину. Осторожно откинув с лица волосы, он посмотрел на девушку. Она оставалась без сознания. Снейп тяжело вздохнул: больше он ничего не мог сделать. Оставалось только ждать. Каким‑то почти машинальным жестом он аккуратно укрыл Гермиону второй половиной одеяла. Затем он поднялся с кровати, попутно очищая руки заклинанием. Не говоря ни слова, он направился в ванную.
— Это все, профессор? – спросил Гарри.
Снейп вздрогнул, только сейчас вспомнив о гриффиндорцах, о присутствии которых успел благополучно забыть.
— Пока да, — ответил он через плечо, не останавливаясь, а лишь замедляя ход. Затем он скрылся в ванной. Судя по тому, что мальчики ничего не услышали, он наложил на дверь Заглушающее заклятие. Его не было довольно долго.
— Что он там делает? – задумчиво поинтересовался Гарри.
— Руки моет, — едко отозвался Рон, который уже занял место Снейпа подле Гермионы и осторожно гладил ее пальцы. – Он же слизеринец, а ты знаешь, как они относятся к магглорожденным.
— Не думаю, — пробормотал Гарри, который был более наблюдательным, нежели его друг, но не стал развивать мысль.
Что касается Снейпа, то его просто рвало. Головная боль, страх за девочку и нехорошие предчувствия вылились для него в серьезное физическое недомогание. И только когда все содержимое желудка его покинуло, он смог разогнуться и вздохнуть свободнее. Посмотрев на свое отражение в зеркале, он грустно усмехнулся. Хорош, нечего сказать! Лицо бледное, глаза сумасшедшие, волосы грязные и спутанные, губы дрожат. Он плеснул в лицо холодной воды. Надо взять себя в руки, надо вернуть себе надменность, презрительность и безразличие. Надо прогнать мысли о том, что было бы, если бы сегодня его не мучила мигрень. Нужно было возвращаться в комнату.
Снейп открыл дверь и снова оказался в спальне. Мальчишки тут же подпрыгнули и встали. Он окинул их холодным взглядом, потом посмотрел на девушку на его кровати и молча направился к двери, ведущей в гостиную.
— Сэр, мы можем остаться здесь, с ней? – спросил Поттер у его спины.
— К несчастью, вынужден на этом настаивать, мистер Поттер, — протянул Снейп. – Не думаю, что могу остаться наедине со студенткой в своих комнатах ночью, не опасаясь за свою репутацию.
Ему показалось, что он услышал тихое замечание, сделанное Уизли: «Какую еще репутацию?». Северус уже почти вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, как вдруг открыл ее снова и, не заглядывая внутрь, бросил в пространство:
— Пусть один из вас все время будет при ней. Жар – это нормально, но если начнутся бред и метания, зовите меня, — с этими словами он захлопнул за собой дверь.
Глава 10. Д. Д. С.
Ребята решили, что первую часть ночи будет дежурить Рон, а вторую – Гарри, но на практике уснуть не получилось ни у одного, ни у другого. Гарри, проворочавшись в кресле (хотя была свободна половина кровати, он не мог заставить себя спать в постели Снейпа) свою часть «сонного времени», сменил Рона на его посту, который после часа неудачных попыток уснуть просто пододвинул кресло ближе к кровати, чтобы быть рядом с Гермионой. Его не покидала мысль о том, что сегодня она могла умереть, а он уже две недели с ней не разговаривал. Собственная обида вдруг показалась ему такой глупой и незначительной, что он мысленно дал себе клятву помириться с Герми, если только она придет в себя.