Осушив кубок до дна, он закашлялся и тихо простонал:
— О, Мерлин, какая гадость!
— Чем зелье противнее, тем оно действеннее, — поддразнила Гермиона, снова садясь так, чтобы видеть его лицо. – Ваши слова, между прочим.
— Без вас знаю, — устало огрызнулся он, прикрывая глаза.
— Хотите воды, чтобы запить? – предложила она.
— Нет.
— Вам дать Обезболивающее?
— Нет.
— А Восстанавливающее?
— Нет, — потом, осознав, что его ответы звучат слишком грубо, он пояснил: — Все это подождет до утра. Сейчас лучше ничего не принимать.
— Я могу еще что‑то сделать? – поинтересовалась гриффиндорка, и Снейп открыл глаза, чтобы посмотреть на нее.
— Вы собираетесь податься в колдомедики? – насмешливо поинтересовался он.
— Я просто хочу вам помочь, — искренне ответила она, слегка порозовев под его пытливым взглядом.
— Который сейчас час? – неожиданно спросил он.
— Половина одиннадцатого.
— Отбой в десять, — задумчиво пробормотал он, — как староста вы имеете право задержаться на час. Вы еще успеете вернуться в башню, не нажив себе неприятностей с Филчем. Значит так, мисс Грейнджер, идите в лабораторию, найдите там пять стограммовых пузырьков и разлейте в них зелье. Потом принесите сюда.
Когда она так и сделала, он указал рукой на прикроватный столик.
— Поставьте здесь и идите.
— А зачем это? – не удержалась от вопроса девушка.
Снейп театрально закатил глаза.
— У мисс Всезнайки, как всегда, куча вопросов. Хорошо. Одного приема противоядия мало. После первого приема необходимо пить его еще по сто грамм через каждый час. Пять раз. Но с этим я справлюсь.
Она с сомнением посмотрела на его мокрое от пота, бледное лицо, сами собой закрывающиеся глаза, прислушалась к тяжелому, неровному дыханию. «Что‑то сомневаюсь я в этом, профессор, — подумала она. – Посмотрим, как вы справитесь». И она опустилась в кресло, в котором недавно сидел Рон. Профессор Снейп не заметил этого. Он снова был без сознания.
***
К исходу первого часа Гермиона разволновалась не на шутку. Профессор весь пылал, периодически стонал, его лицо искажалось от боли, при этом девушка была не уверена, была ли тому виной боль физическая, или его воспаленное сознание было во власти кошмаров. Она попыталась облегчить ему жизнь, обтирая лицо, шею и грудь платком, смоченным в холодной воде, но жар не спадал.
Гриффиндорка посмотрела на его одежду: плащ Пожирателя, сюртук, рубашка, брюки. Пожалуй, все, что выше пояса, можно снять, иначе он просто сгорит.
Она потянулась к одежде, пытаясь стащить с него все разом. Но внезапно он пришел в себя. Или почти пришел. По крайней мере, он вцепился в одежду, не давая снять ее.
— Пожалуйста, профессор, — попыталась она воззвать к его логике. – У вас жар, вся эти вещи только делают вам хуже, — но он отрицательно покачал головой. – Это смешно, профессор, я уже практически все видела, — сказала девушка, почти повторяя фразу, которую он сам ей говорил, — кроме рук… ой! – она встретила его взгляд: в нем было отчаяние.
— Вот именно, — прохрипел он.
— Простите, — смешалась она. – Я не подумала. Позвольте снять с вас хотя бы плащ и сюртук. Вам будет легче, — он согласно кивнул и помог ей стащить с него верхнюю одежду, оставляя расстегнутую рубашку.
Гермиона посмотрела на часы и взяла в руки флакон с зельем.
— Пора, — она протянула ему склянку. Он выпил почти залпом и снова лег. Потом он посмотрел на нее более осмысленно.
— Что вы здесь делаете? Я же приказал вам уходить, – грозно поинтересовался он.
— Вы приказываете мне это с самого начала, — парировала она, подтаскивая кресло ближе к его кровати. – И что было бы, послушайся я вас? – он только недовольно скривился. – У вас жар, вы то и дело теряете сознание. Вы не сможете пить зелье по часам. Я останусь с вами.
— Гриффиндорское благородство, — проворчал он.
— Вы помните, что помогли мне совсем недавно? – возразила Гермиона. – Как я могу бросить вас?
— Значит, гриффиндорская благодарность, один черт, — проворчал он.
Она снова смочила платок в воде и стала протирать его лицо, пересев на край кровати.
— Не понимаю, почему вас это раздражает, профессор, — недоумевала она. – Я ведь просто пытаюсь вам помочь. Какая разница, что мною движет?
— А вы не понимаете? Ну, конечно, как вы можете понять, — пробормотал он. – Откуда вам знать.
Гермионе показалось, что он бредит и снова проваливается в обморок. Но он внезапно накрыл ее руку, которой она держала мокрый платок, и прижал ее к своей обнаженной груди. Сила, с которой он это сделал, не оставляла сомнений: он сейчас вполне в сознании. О том же говорили и его глаза, которыми он вглядывался в ее лицо: они не были затуманены.