Глава 14. Куда приводит подслушанный разговор.
После того, как все семейство Грейнджер воссоединилось, и восторги по этому поводу поулеглись, Гермионе дали небольшую порцию успокоительного зелья и, по настоянию мадам Помфри, оставили в больничном крыле еще на одну ночь. Профессор Дамблдор разместил неожиданных гостей в одной из пустующих комнат замка, и очень серьезно посоветовал никуда не выходить. Хотя в Хогвартсе на данный момент находилось всего два слизеринца, один из которых не вызывал лично у Дамблдора никаких подозрений, а второй никак не тянул на шпиона, было решено, что им лучше лишний раз не показываться на глаза обитателям замка. Родители Гермионы были несколько дезориентированы происходящим, но пока не возражали. Они видели, как испугалась за них Гермиона, а потому не хотели сейчас ее расстраивать.
Итак, все разошлись по своим комнатам, чтобы наконец завершить этот полный переживаний день. Молодая гриффиндорка под действием зелья уснула моментально. Сегодня ей даже позволили снять амулет, поскольку она все равно не смогла бы выйти из владений мадам Помфри незамеченной. Но беспокоиться было не о чем: Гермиона спала крепко, и ей снились только прекрасные сны, никаких кошмаров или интриг миссис Снейп.
Однако посреди ночи девушка внезапно проснулась, услышав вопрос:
— Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался голос профессора Дамблдора.
«Интересно, — подумала Гермиона, — зачем директору приходить сюда ночью и спрашивать о моем самочувствии? Он что, не видит, что я сплю? Стоп! Как это я сплю, когда я думаю?»
Эти мысли текли очень медленно, поэтому она не успела ответить на вопрос. Да и не смогла бы: хотя ее мозг начал работать, ее тело пока ей не подчинялось. Поэтому ответил другой голос:
— Нормально.
«Хм, а что здесь делает профессор Снейп?» – удивилась Гермиона.
Однако профессора Дамблдора, очевидно, интересовал другой вопрос:
— Давно ты здесь стоишь?
— Нет, — быстро ответил зельевар. – Просто зашел взглянуть на нее.
— Понимаю, — как‑то странно произнес директор. Гермиону даже забавляло, что она не может видеть говоривших людей, а только слышать. Их мимику, жесты и позы она пыталась себе вообразить. А голос Дамблдора тем временем продолжал: — Северус, то, что ты сегодня сделал…
— Было глупо, — прервал Снейп. – Знаю.
— Нет, я совсем не это хотел сказать, — наверное, директор нахмурился в этот момент. – Это было очень смело.
— То, что гриффиндорцы называют смелостью, слизеринцы называют глупостью, — резко ответил зельевар. – Погибло много людей, которые не должны были погибнуть. Я сам себя чуть не раскрыл перед Лордом, а ведь у меня еще есть информация, которую я должен вам сообщить. Когда я сегодня действовал, я не думал ни о вас, ни об Ордене. Я не имел права так рисковать.
— Северус, сколько раз тебе говорить: ты принадлежишь только себе. Ты никому ничего не должен: ни мне, ни Ордену. Ты жалеешь о том, что спас этих людей?
На какое‑то время в помещение повисла тишина. Гермиона уже окончательно проснулась, но продолжала притворяться спящей. Она ждала, что ответит профессор Снейп.
— Нет, — наконец выдохнул он. – Я не жалею. Потому что сейчас, Альбус, я действительно вам больше не принадлежу. Ни вам, ни Ордену. Для меня только одно по–настоящему важно, — Гермиону удивил его тон. Она не знала, что профессор Снейп вообще может так говорить. В этом тоне сплелись нежность и усталость, тоска и досада на самого себя. – Я хочу, чтобы она была счастлива, и мне все равно сколькими жизнями куплено это счастье.
На несколько мгновений сердце Гермионы перестало биться. Учитывая ситуацию, было не сложно догадаться, чье счастье так ценил Снейп. Других вариантов тут просто быть не могло.
— Это, наверное, не вписывается в ваш гриффиндорский кодекс чести? – ей показалось, что он горько усмехнулся. Она так и видела эту усмешку на его некрасивом лице. Дамблдор ответил не сразу.
— Наверное, нет, но так ли это важно? Не могут же все быть гриффиндорцами. Как показала практика, иногда, чтобы что‑то было сделано, гриффиндорцам не обойтись без слизеринца. Не вини себя ни в чем, Северус. Не ты виноват, что эти люди погибли. В этом виноват только Волдеморт.
— Я не виню себя. Только не в этом. Просто я устал. Мне не нравится положение, в котором я оказался. Я не люблю зависеть от кого‑то. И мне не нравится, что я готов предать даже вас, если это будет нужно ей. Это неправильно. Скорей бы она уже окончила школу и уехала. Тогда, быть может, я успокоюсь.
— Ты так думаешь? – с сомнением в голосе поинтересовался Дамблдор.