— Для меня самого это загадка, — признался он. – Может, голос материнской крови пересилил, а может, я так сильно ненавидел отца–маггла, что Шляпа посчитала это достаточным, чтобы учиться на факультете Слизерин.
Девушка слегка отстранилась, чтобы взглянуть на его лицо. Оно было странным. Обычно резкие черты смягчились, уголки губ слегка кривились в легкой улыбке, темные глаза излучали тепло. Это было несколько необычно, но ей нравилось.
— Вам идет улыбка, — сообщила Гермиона, едва касаясь кончиками пальцев его губ. – Почему вы никогда не улыбаетесь?
— Обычно у меня нет на это причин, — просто ответил зельевар. – Почему ты все время говоришь мне «вы»?
— Потому что вы учитель, — она казалась действительно удивленной его вопросом. Он не смог сдержать легкий смешок, от которого у Гермионы закружилась голова.
— Значит, целовать учителя можно, а обращаться к нему на «ты» – нельзя. Интересная логика, мисс Грейнджер, — он знакомо приподнял бровь. Девушка покраснела и снова уткнулась ему лицом в грудь.
— Мне больше нравится, когда вы называете меня Гермионой, — послышался ее приглушенный голос. – И не смейтесь надо мной!
— Пожалуй, просить тебя называть меня Северусом не имеет смысла? – уточнил он.
— Не сейчас… Не так сразу. Вы не обидитесь?
— Я ни к чему не хочу тебя принуждать, — неожиданно очень серьезно сказал Снейп. – Зови меня, как тебе удобней. Просто имей в виду, что ты можешь называть меня по имени, хорошо?
— Ладно, — согласилась она.
— И я все же советую тебе как следует подумать, — с трудом произнес Северус. Даже Гермиона заметила, что он буквально силой себя заставляет говорить эти слова. – Я не совсем то, что нужно молодой девушке. Я такой, какой есть, и даже ради тебя едва ли смогу измениться. Я не умею быть нежным, я даже слов‑то нежных не знаю. Я не из тех, кто дарит цветы без причины или присылает открытку в виде сердца на День Святого Валентина. Со мной нельзя пойти в Хогсмит. Я не умею говорить комплиментов. У меня куча врагов, а друзей нет совсем… кроме Дамблдора, пожалуй…
— Вы закончили рекламировать себя, профессор? – насмешливо поинтересовалась Гермиона. Он не видел сейчас ее лица, но готов был поклясться, что она улыбается. – Вот, что я вам скажу на все это: я люблю вас. Я не специально в вас влюбилась, так получилось. Я не планировала этого и не мечтала об этом. Это не то решение, которое принимаешь, тщательно взвесив все «за» и «против». Это просто случилось. И я вовсе не хочу, чтобы вы менялись… ну, или почти не хочу. Мне не нужны ни цветы, ни открытки в День Святого Валентина. Нежные слова не имеют значения, когда их говорит кто‑то, кто тебе безразличен. Я готова разделить с вами ваших врагов и своих друзей, если вы этого захотите. И вы умеете быть нежным. Вот хотя бы сейчас! Дайте нам шанс, профессор, — она сильнее прижалась к нему, словно боясь, что он убежит. – И посмотрим, что получится.
Она не видела этого, но он облегченно улыбнулся. Потом он тяжело вздохнул, разжал объятия, сделал шаг назад и присел на краешек лабораторного стола. Теперь их лица были на одном уровне, а ее ладошки лежали у него в руках.
— Гермиона, — начал он, глядя ей в глаза, и девушка поняла, что разговор будет серьезный. – Я не буду продолжать объяснять тебе, почему именно тебе лучше держаться от меня подальше. Потому что на самом деле я не могу и не хочу отталкивать тебя, хотя мне и следует сделать это, — по ее лицу мелькнула едва заметная тень испуга. – Но я слишком эгоистичен, чтобы решиться на это, — он ненадолго замолчал, отведя взгляд в сторону. Потом он снова посмотрел на нее. – Ты мне очень нужна. Но есть обстоятельства, которые делают наши отношения невозможными в данное время, — он увидел, как она помрачнела, и поспешил добавить: — Я не собираюсь уподобляться героям сопливых любовных романов. Не желаю мучить ни тебя, ни себя всякими откладываниями «на потом». В условиях войны «потом» может просто не наступить. Но эти обстоятельства будут вынуждать нас следовать некоторым правилам. И первое из них: никто не должен знать. Если об этом узнает хотя бы один преподаватель – меня уволят, если об этом узнает хотя бы один слизеринец – меня убьют. Если об этом узнает хотя бы один гриффиндорец, об этом сможет узнать кто угодно.
— Но Гарри…
— Особенно об этом не следует знать Поттеру, — строго сказал Снейп, стараясь не обращать внимания на ее расстроенный вид. – Это нужно, прежде всего, тебе, — уже мягче добавил он. – Полагаю, Поттер не обрадуется такой новости.
— Его отношение к вам изменилось за последнее время, — вставила Гермиона. – Он больше вас не ненавидит.