Метр восемьдесят два с попугаем.
Я не ставил ценник тем, кто мне дорог,
Да и мой для распродаж не сгодится.
(Ой, забыл — я в день второй термидора
Уводил у Спартака далматинцев).
Mundi Gloria когда-нибудь transit,
Приговор не рвите — люд любит сказки…
Пусть Господь меня с душой отматрасит,
Все равно уже не вымолить смазки.
Деграданс
В позе Ромберга спой мне ласточку,
Соловья, на лотос присев.
Ты пьяна уже, моя лапочка,
Твоя белочка — в колесе.
Не кусай меня, дрянь, за мочками,
Не щипай и не гладь интим,
Лучше пальцы сложи замочками
И пойдём в сарай пофинтим.
И пойдём в сырой подопревший рай
На закат, где ещё шумят,
Ты в меня ныряй, ты меня ширяй
И сюсюкай моих щенят.
Я воткну тебя в дровяной шалаш
Там не надо вопить — он нем.
Ты мне будешь мстить за шальную блажь
Я — за рваный венок измен.
Этот пьяный день будет шит и крыт
Будет гибельней в десять крат.
Чтоб никто-никто не узнал игры
В подкидного совсем без карт.
В розах Зальцбурга — звуки Фигаро
Не для нас — был бы писк мышей.
Кружева в клочки рви об изгородь —
На головку свою пришей.
Иззанозим себя об лавочку,
Изнавозим убогость тел.
Не трезвей ещё, моя лапочка —
Твоей белочке есть постель.
Поздно подергом рвать меха весне,
Наша сделочка — под сукном.
Делай, девочка, делай каверзней.
Я — восьмой Белоснежке гном.
Мы уйдём с ума в берега-бега
Сберегать обветшалость губ.
Не до шалости жизнь в рога сгибать
Погибать не в масть на бегу.
Но уже не спеть — только спать бочком
Ты опять стоишь на бровях.
Мне б прогнать тебя, полька-бабочка
Но не кончился краковяк.
В дозе вермута — доля ландыша,
Накрывай на крапиве стол.
Не кончай пьянеть, моя ладушка.
Моя стервочка, пей по сто.
Немотив
Отчаянно бил я по рельсу,
Кричал про аврал и пожар.
Но рвали листы эдельвейсу
И горло носили ножам.
С какой-то солёною течкой,
С какой-то озлобой в очах
Готовили блюдо Предтече,
Собой разжигая очаг.
А мальчик все плакал, что «волки»,
А девки топили венки.
И Чичиков в ржавой двуколке
Бездушно давил колоски.
Пыталась нередкая птица,
И тройка домчалась в рукав.
Мне родина дала добриться
И вытерла с черновика.
Вадиму Шершеневичу
Как Вы давите бородавочки!
Как выпрыщиваете угри!
У меня все равно темнота в очках,
Вы б меня все равно смогли!
Зря порхаете крылышкуючи,
Выгибаетесь, как смычок.
Не меня Вам, мадам, языку учить,
Расшершавите язычок.
У ужимок свои зажимчики,
У объятий — своё битьё.
Мои губы уже не прижить щекой —
Вы давно уже здесь — моё.
Мной недавно здесь все закаено.
Как слетает Ваш пеньюар!
Есть такая дорога у гаера —
Будуар и — оревуар.
Вадиму Шершеневичу — 2
Мне выносили мозг. Под шубой и с укропом.
И падало вино на непробритый пол.
Менялся Метрополь с доплатой на некрополь
И троллил метроном в режиме «ври-да-пой».
Развязно подошла с беспрекословным «мой Вы»
И ткнула ногтем в пах, собой лаская высь.
Я дёрнулся, боясь попутать мойру с мойвой.
И окунулся в вальс с пустым «какая Вы».
На «раз-два-три» дробя носок каблучной пяткой,
Я сделал круг за два, жуя Ваш запах губ.