ЗОЯ(вдвоем с матерью). Мама… как ты думаешь, Сережа вернется?
КАТЕРИНА молча прибирает посуду.
Не сердись. Через год ты сама скажешь, как хорошо получилось.
Молчание, неясный музыкальный гул.
Смотри, в доме напротив тоже веселятся. Танцуют и елка горит.
КАТЕРИНА тушит елку.
Вьюга-а… И какой-то человек, за снегом, смотрит на наши окна. И у него один глаз завязан.
КАТЕРИНА. Наверно, пьяный. Отойди, окна побьет.
ЗОЯ отошла, слушает, прижав ухо к стене.
ЗОЯ. И здесь музыка. Слушай, хорошо как играют. И еще где-то… Нет, это внизу. Ты слышишь?
КАТЕРИНА(почти навскрик). Перестань… Зоя!
ЗИНОЧКА(войдя). Давай я посуду-то помою, Катерина Андреевна.
КАТЕРИНА. Отдыхайте, Зиночка. Я сама вымою.
Проводив ее взглядом за дверь, ЗИНОЧКА всхлипнула.
ЗОЯ. О чем вы, Зина Аркадьевна? Уж все прошло.
ЗИНОЧКА. Я одна во всем виноватая. Мне бы заранее сказать. Ничего бы и не было. Не пугайся ты только, Зоинька!
ЗОЯ. Чем меня можно теперь напугать.
ЗИНОЧКА. К Ечкиным я даве за ситечком побежала, а он сидит промеж них. Тума-анный, одежа не наша. И все в нем будто перебито и заново проволочкой скручено.
ЗОЯ. Да кто это… кто?
ЗИНОЧКА. А Порфишка-то!.. Приехал. В городу у нас.
ЗОЯ. Тише… мама услышит.
ЗИНОЧКА. Трясутся, окна простынями завесили. А он только руки потирает. «Не бойтеся, вы меня не бойтеся, говорит. Я с дозволения приехал». А откуда у каторжного дозволенье? Врет!
ЗОЯ. Ясно, врет. Маме ни слова, а сам он притти не посмеет (Торопливо.) Ечкины наверно еще за столом сидят? (Она рванулась к двери и замерла, кусая пальцы.) Мне стыдно к Ечкиным бежать… они чистые. Я… я лучше по телефону позвоню!
Вошел СТЕПАН. Весь сосредоточась на своем, он наливает себе вина и пьет; потом сидит в кресле с закрытыми глазами. ЗОЯ ускользнула. Открыв глаза, СТЕПАН застает Зиночку на пороге.
СТЕПАН (со стаканом вина). Чего вам пожелать, Зина Аркадьевна, в наступающем году? Желаю вам выйти за всемирного бородача!
ЗИНОЧКА (пятясь в дверь). И вам, вам того же желаю, Степан Петрович…
Ушла. СТЕПАН наливает себе еще. Войдя, КАТЕРИНА с удивлением наблюдает его.
КАТЕРИНА. Ты много пил сегодня… (Удерживая за руку.) А ты не пьешь уже двенадцать лет.
СТЕПАН. Пусти… Сейчас узнавал по телефону. Насчет Карякиной верно. У Поташова она не была. Никаких писем не оставила. Благородные уходят молча!
КАТЕРИНА. А у тебя хорошее настроенье… после всего этого.
СТЕПАН. С Зоей получилась даже хорошо. Поташов цвел, как повивальная бабка… А знаешь, он занятный, этот Поташов. Такие лица хорошо в поддавки играют!
Уже немножко охмелев, он допивает свое вино, и КАТЕРИНА больше не мешает ему.
Все улеглось. Хорошо… Хочешь, я вызову машину, и мы уедем куда-нибудь на час в метель?.. (И он уже забыл про это.) Как я уста-ал. Еще два дня, потом прыжок, сто метров ледяной воды…
КАТЕРИНА (тихо, как говорят со спящим). А потом?
СТЕПАН. Потом я вытащу тебя отсюда. Тебе хотелось в горы? Мы выберем самые высокие из них. Я поведу тебя по узкой страшной тропке… откуда виден край мира. (Еле приметно запинаясь.) И ты увидишь сама, какие маленькие мы были прежде.
КАТЕРИНА. Разве тебе плохо здесь, Степан?
СТЕПАН. Его безопаснее любить издали, этот улей. Мне надоели случайности судьбы, эта трясучка и гнойный пот ожиданья по ночам…
КАТЕРИНА. Они… назовут тебя обывателем, Степан.
СТЕПАН. Мне не важно, о чем кричит волна, разбиваясь внизу о скалы!
КАТЕРИНА (подливая ему вина). А там? Что ты умеешь? Только говорить плохие речи. Тебя в лакеи не возьмут Степан. Ты разольешь вино, которое тебе закажут…
Охмелев, СТЕПАН молчит.
Нужны деньги. Ведь ты же нищий!
СТЕПАН (с вызовом). Назови сумму!..
КАТЕРИНА. Какой ты смешной… Ну, сто тысяч!
СТЕПАН. Втрое, впятеро!… О, мне только добраться до этих надежных рук.
Он смотрит в лицо Катерины, не узнавая ее. Он меняется. КАТЕРИНА отступает.
Как у тебя глаза блестят. Погаси… не надо! Вино мне в голову ударило. Воды…
Она подает ему воду.
На голову, на голову лей… Что я наговорил тебе, Катя? Не верь, не верь мне, я устал. У меня мысли смешались…
КАТЕРИНА. Ты сказал… у тебя надежные руки, чтобы заработать много денет.
СТЕПАН. Да, я буду работать больше всех… Я не обману тебя. Там, в горах, есть дешевые отели, и мы погостим недолго. И мы отдохнем…
Внезапный катастрофический треск за дверью. Упало что-то большое.
Кто там ломится, взгляни.
КАТЕРИНА не успевает дойти до двери. Снова что-то трещит, и вваливается ЛОПОТУХИН. Он в бывшем парадном вицмундире со споротыми пуговицами. Манжетки свесились на кисти рук, брюки гармоникой, стоячий воротничок врезался в шею, шапка набекрень. Шубу он, как тушу волочит за собою. Держась за драпировку, он тускло смотрит перед собой.
КАТЕРИНА. Вы за Валей, Никон Васильевич? Она с Васькой ушла.
ЛОПОТУХИН (еще стоя на ногах). Принес новогодние поздравления… мошенники!
Молчание.
Что ж ты меня не прогонишь, Сыроваров? Ты притопни на меня, Сарда, Сарда… (И, не договорив, махнул рукою.)
КАТЕРИНА. Степан, скажи ему что-нибудь! Прогони его… Ты его боишься?
СТЕПАН(поднявшись). Катя, я прошу тебя… (хлопотливо.) Садитесь, прошу вас. Дай сперва Никону Васильевичу закусочки…
ЛОПОТУХИН. Ок-корок капусты, кочан ветчины!.. (Хохоча.) А водочку припас, мошенник?
Согнув палец крючком, он зовет Степана в соседнюю комнату. И подчиняясь магии жеста, СТЕПАН покорно выходит. ЛОПОТУХИН через плечо смотрит на Катерину.
Эх, улетели бы вы отсюда, ангел божий, пока вас дьявол не покусал!
Поворот сцены, по которой, пошатываясь, идет ЛОПОТУХИН . Узенькая прихожая, где вешалка с шубами лежит на полу. Потом длинный и нескладный кабинет Степана. Досчатые полки прогнулись от наставленных в беспорядке, большей частью без переплетов, книг. Письменный стол с образцами всякого фасонного литья. Свет уличного фонаря падает на правую сторону, на большой портрет Чернышевского. ЛОПОТУХИН опускается на диван, на аккуратно накрытую степанову постель. Света не зажигают. Метель в окне.